что на сегодняшний день нет лучших, и так как это выражает состояние нашей науки, которая выдвигает различные точки зрения, опираясь на имеющийся материал. Так мы можем содействовать тому, что тот, кому посчастливилось наблюдать больных, способных к хорошему психологическому самонаблюдению и готовых дать необходимую информацию, яснее видит, чего недостает общей психопатологии, и что она, кроме прочего, должна анализировать в области ложных восприятий, так как мы убеждены в том, что только единичные, редкие, хорошо наблюдающие за собой больные могут действительно продвинуть общую психопатологию в том, что касается ее материала.

Может быть, нам возразят, что исследование суждений о реальности обманов чувств путем понимания бесполезно: душевнобольные, имеющие ложные восприятия, больны и без того, и каждое неправильное суждение о реальности галлюцинации уже является бредовой идеей. Нормальное сознание всегда бы распознало их.

Напротив, мы полагаем, что это имеет смысл, во-первых, чтобы выявить понятные связи в суждении о реальности, чтобы на этом пути, как везде, так и здесь, прийти к последним непонятным элементам, к собственно патологическим элементам соответствующих явлений. Понимание является для нас всегда важным методом не только потому, что нас интересует «понятное», но и от «понятного» к «ненормальному», которое в некоторых случаях, на первый взгляд обнаруживающий обширнейшую симптоматику и самые многочисленные идеи, может свестись к немногому.

И во-вторых, мы придерживаемся взгляда, что даже совершенно нормальное сознание, если оно затронуто исключительно ложными восприятиями, можно ввести в заблуждение, и что пути заблуждения и корректировки (частичной, полностью отсутствующей или совершенной) доступны пониманию. Очень интересны опыты Кольпе со здоровыми людьми[84]. Почти всех людей можно поставить в условия, когда энтоптические субъективные чувственные процессы (туман, мерцание, пятна, полосы, ленты), которые при нормальных условиях из-за их слабой интенсивности вообще не замечаются, имеют ту же значимость, что и внешние восприятия. Нужно в абсолютно темном помещении попытаться увидеть световые явления, по уровню интенсивности соответствующие энтоптическим феноменам. Находящимся в темной комнате участникам эксперимента предлагают с расстояния в 1/2 метра рассмотреть очень слабый луч света, проецируемый на стену в темной комнате. Проекция луча имеет форму квадрата. В ходе эксперимента варьировалась величина квадрата, яркость и временная длительность проекции (от 1 до 20 секунд). Перед испытуемыми стояла задача каждый раз описать увиденное.

Оказалось, что субъективные световые явления были признаны за объективные, иногда наоборот, и что часто возникали сомнения, был ли феномен объективным или субъективным. Чем больше испытуемые склонялись к признанию феноменов субъективными, тем больше было ошибок и сомнений. Далее это зависело от склонности участников эксперимента к осторожности и сомнению. Но преимущественно наблюдалась тенденция к объективизации. Мотивы объективизации и субъективизации скрыты частично в отдельных феноменах (большая яркость, длительность, внезапность появления и исчезновения), частично в отношениях к другим феноменам (например, когда наступали последовательные образы, наблюдалась тенденция к объективизации; далее — зависимость от движения и закрывания глаз). Выше определенной границы яркости суждение о реальности без исключения было правильным.

Кюльпе противопоставляет объективизацию и субъективизацию. Он не делает двойного различия достоверность — образность и правильное — неправильное суждение о реальности. Теперь на основании прежних наших размышлений мы можем заключить, что у Кюльпе идет речь не об исследовании «непонятного» внесознательного генезиса достоверности (характера объективности) и ее противоположности, а о «понятном», имеющем место в сознании генезисе суждения о реальности. Сравниваемые в ходе эксперимента энтоптические и реальные световые восприятия — достоверные явления, различно лишь суждение об объективном или субъективном возникновении феноменов.

Какие результаты опытов Кюльпе мы можем использовать для наших целей? Мы хотим рассмотреть сперва сходства, а затем различия между суждением участников эксперимента и суждением о реальности, сделанным душевнобольными. Становится ясной невозможность прийти к определенному суждению о реальности в каждом случае, когда реальные и субъективные феномены почти идентичны по форме и содержанию. Мы пытались прийти к правильному выводу на основе простого опыта. Мы наблюдали у участников эксперимента тот зародыш страха, который испытывают больные в отношении подлинных ложных восприятий, когда они больше не могут доверять своим чувствам[85]. Один испытуемый после завершения эксперимента, состоящего из почти 35 наблюдений, заявил, что он стал подозрительным, у него возникает неприятное чувство оттого, что он не знает, что происходит. Он теперь даже думает, что в ходе эксперимента ему вообще не предлагали раздражители.

Опыты не годятся для дальнейших выводов из-за различия обстоятельств эксперимента и настоящих ложных восприятий. Субъективные феномены являются здесь энтоптическими и легко узнаваемы по следованию за движениями глаза, существованию при закрытых глазах. Речь идет о безличных по содержанию явлениях, имеющих едва ли характер «вещи», только луча света. Как и последовательные образы, эти энтоптические явления, хотя и можно сравнить при определенных точках зрения с ложными восприятиями, но нельзя с ними идентифицировать. Кроме достоверности, они почти во всем полностью отличны от истинных ложных восприятий и также, естественно, от псевдогаллюцинаций. Пути развития суждения о реальности в этих условиях важны и интересны, но суждение о реальности вообще определяется совсем другими мотивами и идет более сложными путями.

Осуществленное нами двойное противопоставление достоверности — образности и правильного — неправильного суждения о реальности и связанные с ним методы «понимания» и «объяснения» должно оправдать себя по отношению к точкам зрения Пика об оценке реальности, выдвинутым им в ссылке на Гольдштейна. В пользу взгляда Гольдштейна Пик приводил до сих пор неизвестные в психиатрии опыты Страттона как experimentum crucis. Пик описывает эти опыты следующим образом: «Страттон искал порядок проведения экспериментов, чтобы при помощи линз на ретине появлялось перевернутое на 180° изображение окружающего. Один глаз был завязан, другой в течение 21 часа подвергался воздействию специального аппарата. Возникавшее изображение было перевернуто вверх ногами. Руки, которые должны были возникать внизу зрительного поля, оказывались опускаемыми сверху, и, соответственно, возникали нарушения в исполнении движений, которыми руководит зрение. Нас интересуют наблюдения именно этого, первого этапа эксперимента. Несмотря на ясность и отчетливость, возникающие изображения не казались нормальными вещами как при нормальном зрении, а представляли собой сдвинутые, неправильные и иллюзорные картины между наблюдателем и объектами или самими изображениями, так как сохранившись от нормального зрения, продолжают и дальше быть образцом и критерием действительности. Настоящие восприятия как бы непроизвольно заменили собой нормальное зрение и являются лишь знаками для определения, где и когда появился бы объект, если бы он воспринимался нормальным зрением. Предметы виделись и мыслились по-разному. Части собственного тела ощущались там, где им положено быть, но виделись совсем иначе, однако прежняя тактильная и визуальная локализация была все еще реальной». Далее Страттон пишет: «Затем связь между тактильной и оптической