Ей бы хотелось, чтобы это был больничный препарат, потому что еще до конца этой ночи им обеим понадобится что-нибудь сильнодействующее.

— Жаль, нечего дать тебе выпить.

— Это ничего. Выживу.

— А куда ж ты денешься. — Диди прошла в ванную, намочила матерчатую мочалку и принесла для Лауры. Когда боль станет нестерпимой, Лауре надо будет во что-то впиться зубами. — Готова?

— Готова.

Диди вытащила языкодержатели. Чуть пошире, чем палочки для мороженного.

— О'кей, — сказала она. — Давай-ка посмотрим.

Она открыла руку Лауры.

Лаура смотрела на лицо Диди. Она подумала, что Диди колоссального труда стоило не скривиться от этого зрелища. Сама Лаура знала, что оно отвратительно. Искалеченная рука — котлетная рука, назвала она ее про себя — горела, и ее то и дело охватывало пульсацией такой боли, что у Лауры перехватывало дыхание. Из культи мизинца до сих пор сочилась кровь с сукровицей, пропитавшая подложенное полотенце и простыню под ним. Остальные пальцы свело клешней.

— И что скажет моя маникюрша? — спросила Лаура.

— Надо отмачивать руки в пальмовом масле. Лаура рассмеялась. Смех имел нервозный оттенок. Диди вздохнула, желая как перед Богом, чтобы здесь был кто-нибудь другой, кто мог бы это сделать. Хотя могло бы быть и хуже. Псы могли добраться до горла Лауры, или отгрызть ноги, или вцепиться еще и в другую руку. Или убить ребенка. Диди поглядела на обручальное и на венчальное кольцо на распухшем пальце. Их никак не снять — только разрезать.

— Бриллиант, — сказала Лаура. — Ты сможешь его вынуть из оправы?

— Не знаю. — Она коснулась торчащего бриллианта и обнаружила, что тот уже разболтан — два из шести держащих зубчиков сломаны.

— Попробуй. Я выдержу.

— Зачем тебе его вынимать?

— У нас же осталось всего тридцать пять долларов, — напомнила ей Лаура. — Что у нас еще есть заложить, кроме бриллианта?

У них ничего не было. Диди ухватила искалеченное запястье Лауры так мягко, как могла, и принялась работать ножницами, пытаясь вытащить бриллиант. Лаура приготовилась терпеть муку, но ничего не произошло.

— Этот палец мертв, — сказала она. Через несколько минут Диди сумела ослабить третий зубец. Бриллиант болтался, но вытащить его было невозможно. Четвертый зубец оказался потуже.

— Поторопись, ладно? — слабым голосом попросила Лаура. Через две-три минуты Диди достаточно отогнула четвертый зубец, подвела кончик ножниц под бриллиант и надавила. Он легко выскочил, и Диди поймала его на ладонь.

— Отличный камушек. Сколько заплатил за него твой муж?

— Три тысячи долларов. — Пот струился по лицу Лауры. — Это было восемь лет назад.

— Может, мы сможем за него получить пять сотен. Честный ссудный кассир даже не притронется к бриллианту без оправы и без документа на владение. — Она завернула бриллиант в пластырь и положила в карман. — О'кей. Ты готова к большой работе?

— Да. Давай с этим покончим.

Диди начала с промывки руки перекисью водорода. Кровавая пена шипела из раны от укусов, и Лаура стонала и жевала мочалку. Диди пришлось повторить эту работу еще два раза, пока удалось смыть всю корку. Глаза Лауры были крепко зажмурены, слезы сочились из уголков. Диди потянулась за йодом.

— Ну, — сказала она, — сейчас немножко пощиплет. — Лаура опять засунула полотенце между зубами и Диди принялась за свою жуткую работу.

Была в жизни Лауры боль, которую она запомнила навсегда. Ей было девять лет. Она сломя голову ехала на велосипеде по проселочной дороге, когда шины скользнули по гравию. У нее на коленях были кровавые дыры, руки были все ободраны, локти кровоточили и подбородок разбит. А хуже всего — это случилось за две мили от дома. Не было никого, кто услышал бы, если она заплачет. Никого, кто бы ей мог помочь. Так что она встала и залезла на этот велосипед и стала крутить педали, потому что это был единственный выход.

— Лаура! — помнила она вопли своей матери. — Ты себя искалечила!

Нет, это ранение тогда не искалечило ее. Она нажила царапины и шрамы, но с этого дня она и начала расти.

Эта боль тоже оказалась тяжелым уроком. Будто совать руку в горячий уголь, обдавать ее соленой водой и снова в горячий уголь. Ее трясло, пот крупными горошинами сбегал с лица. Судьба еще над ней сжалилась, что через десять секунд после того, как Диди взялась за работу Лаура потеряла сознание. Когда она пришла в себя, Диди закончила наносить дезинфицирующие средства и уже накладывала шину на безымянный палец Лауры. Выпрямила его и прибинтовывала к языкодержателю, приложив его к пальцу и ладони Лауры. Затем наступила очередь среднего пальца. Когда Диди коснулась его, Лаура болезненно вздрогнула.

— Прости, — сказала Диди — Другого способа нет. Она начала вытягивать палец, чтобы его выпрямить, и Лаура стонала, зажав в зубах мочалку.

И опять Лаура потеряла сознание, что было благословением, потому что Диди смогла завершить работу быстро, поставив шину на место и закрепив пластырем. Она как раз закончила указательный палец, когда веки Лауры затрепетали. Она выплюнула полотенце, лицо ее было желтовато-белым.

— Рвет, — задохнулась она, и Диди кинулась за мусорным ведром.

Испытание еще не закончилось. Диди посадила шину на большой палец — еще одно испытание мучением — и забинтовала всю руку марлевыми бинтами, и от их давления Лаура стонала и потела.

— Ты ведь не хочешь всю жизнь проходить с клешней? — спросила Диди, разрезая марлю и начиная забинтовывать новый слой. Лаура дышала, как медленные кузнечные мехи, ее глаза были отсутствующими, затуманенные болью. — Почти уже добинтовала, — сказала Диди. — Все, теперь все хорошо.

На самом деле нет. Утром надо будет сменить бинты и прочистить раны, и они обе это знали.

— Люси, — прошептала Лаура, когда Диди закончила забинтовывать.

— Что? Какая Люси?

— Люси и Этель. — Она глотнула, в горле у нее жгло. — Когда они… заворачивали конфеты… и конфеты бежали по конвейеру все быстрее и быстрее. Ты смотрела эту серию?

— О да! Это был полный отпад!

— Классное шоу, — сказала Лаура. Ее рука была полыхающей массой огня и муки, но целебный процесс уже начался. — И они потом… больше не любят конфеты.

— Мне понравилась серия, где Люси в Лас-Вегасе и должна спуститься по лестнице в своей огромной прическе. Помнишь? И где она положила в хлеб слишком много дрожжей, и хлеб вылетает из духовки, как товарный поезд. Это было здорово. — Диди обрезала бинт и закрепила его пластырем. — А самое классное, когда Люси пытается принять участие в одном шоу Рики и он ругается на нее по-испански. — Диди положила забинтованную руку Лауры на мешок со льдом. — Я это смотрела с мамой и папой. У нас был телевизор с круглым экраном, и его всю дорогу закорачивало. Я помню, как отец стоит на коленях, пытаясь починить телевизор, и говорит: