— Это уже не важно. Важен вывод. Да отпустите же его волосы, Шторренн! У вас уже была возможность убедиться, что это действительно не парик.

Унтерштурмфюрер разжал кулак и брезгливо отряхнул затянутые в черные перчатки ладони.

— Важен вывод, — повторил Скорцени.

— Ваш вывод точен. Я сразу понял, что вы разгадали замысел контрразведки еще до того, как меня предательски доставили сюда. Что еще раз убеждает, что мы имеем дело с Отто Скорцени. Ибо шрамы — это одно…

— Вы не правы, — поднялся из-за стола первый диверсант рейха. — Шрамы — это шрамы. Вы не согласны со мной, агент Маркочи?

— Нет, почему же…

— Да потому, что вы неправы. Шрамы на лице — это все же шрамы на лице. Требуется мужество не только для того, чтобы получить их, но и для того, чтобы, имея такую особую примету, решиться стать диверсантом и действовать в чужой столице, под присмотром целой армии местных агентов. Вам не кажется, что я несколько расхвастался, Родль?

— Обычно на вас это не похоже, — с трудом нашелся адъютант. После успешной операции на вершине Абруццо Скорцени начал вести себя довольно раскованно и, как казалось гауптштурмфюреру, с вызывающей артистичностью. — Впрочем, иногда это позволительно.

— Так вот, — неожиданно стукнул кулаком по столу Скорцени, вновь садясь в свое кресло. — И знайте: мы еще вернемся в этот мир! Мы еще пройдем его от океана до океана, лейтенант Маркочи. Ладно, Родль, не надо быть слишком строгим. Что было, то было. Понимаю, что ваша христианская мораль бунтует, но ведь все мы грешны. Вызовите сюда капитана Галаши и того агента, который сидел за рулем.

— Они ждут в одном из кабинетов.

Маркочи милостиво дали возможность подняться. Галаши поставили рядом с ним. Капитан явно чувствовал себя неловко, оказавшись в одинаковом положении с человеком, которого изловил и швырнул к ногам агентов СД.

Штурмбаннфюрер мрачно осмотрел их и сокрушительно покачал головой, словно тренер, увидевший накануне соревнований своих запивших питомцев. Выйдя вслед за Родлем из кабинета, он отвел адъютанта чуть в сторону и прошептал ему несколько слов.

— Нам понадобится минут пятнадцать, — предупредил его адъютант.

— Стоит ли торопиться, когда речь идет о достоинстве фрау Вольф? — то ли в шутку, то ли всерьез заметил Скорцени. — Уместно ли?

Прошло уже более двадцати минут после того времени, когда была назначена встреча, а ни Скорцени, ни Родль не появлялись.

Все трое венгров — к Галаши и пришедшему с ним офицеру Маркочи теперь присоединили сержанта, выступавшего в роли водителя, — стояли в двух шагах от стола и тупо смотрели на пустое кресло, а позади них, с двумя пистолетами наготове, прислонившись спиной к стене, томился Шторренн.

Время от времени унтерштурмфюрер потирал пистолет о пистолет, и венграм казалось, что это он взводит курок, готовясь стрелять им в затылки.

Особенно неуютно чувствовал себя в этой тройке Галаши. Даже стараясь не смотреть на Маркочи, он все же ощущал, как время от времени тот бросает на него взгляд, преисполненный ненависти.

Скорцени все еще не было но, к облегчению венгров, появился Родль. Он подошел к столу, внимательно осмотрел всех троих аборигенов и, ничего не сказав, уселся в кресло между столом и окном. Взяв лежащую на столе газету, он уставился в нее так, словно наткнулся на нечто сенсационное.

— Что здесь происходит? — наконец переступил порог Скорцени, успевший к тому времени перекусить в небольшом, сугубо гестаповском баре, а затем позвонить в номер отеля «Берлин», где его ждала Лилия Фройнштаг. — Кто эти люди?

Он все еще опасался за ее жизнь, а потому приставил двух телохранителей и даже подумывал, не вывести ли ее из игры.

— Вот, стоят, — подхватился Родль. — И чего-то ждут.

Гауптштурмфюрер сказал это в таком тоне, словно чувствовал себя виноватым, что эти трое каким-то образом проникли в кабинет шефа, и теперь он не знает, как избавиться от них.

— Ах, это все те же любители поохотиться на женщин на будапештских улочках? Забавно. Так чего они ждут?

— Очевидно, когда мы их перестреляем, — предположил Родль, зная, что Шторренн старательно переводит каждое сказанное ими слово.

— Ну, до этого не дойдет, Родль, — недовольно проворчал Скорцени, водружаясь на свое место. — В последнее время вы все чаще жаждете крови. Ностальгия по Берлину и будапештские туманы отвратительно сказываются на вашем моральном облике.

— С вами трудно не согласиться, господин штурмбаннфюрер.

— Почему вы поставили меня рядом с этим лейтенантом? — неожиданно подал голос Галаши. — Все ваши условия я выполнил. И вы, Скорцени, дали слово офицера.

— Вот этого, «слова офицера», я не помню, — мягко возразил Скорцени. — Никогда в жизни никому не давал его, и даже смутно представляю себе, как это делается.

— Тогда просто слово.

— Это не одно и то же, — еще мягче, почти вкрадчиво напомнил ему штурмбаннфюрер. — И потом, вы, очевидно, решили, что я собираюсь казнить вас вместе с Маркочи. Или в лучшем случае увезти через границу и упрятать в концлагерь. Вы что, серьезно решили, что я так и поступлю с вами, капитан Галаши? — повысил он голос.

— В любом случае хотелось бы знать, что нас ждет. В частности, меня.

— Именно об этом я и хочу поговорить. Но вы же мне и рта открыть не даете, — добродушно проворчал «первый диверсант рейха». — Так вот, слушайте меня внимательно. Вы, конечно, оба законченные мерзавцы.

— Я попросил бы вас, господин Скорцени, — начал было Галаши, однако Родль так рявкнул свое «Молчать!», что обер-диверсант рейха вынужден был прочистить ближайшее к нему ухо.

— Особенно вы, лейтенант Маркочи, — продолжил он, придя в себя от рева разъяренного адъютанта. — Снизойти до того, чтобы разряжать пистолет в арийку, представительницу торговой компании, доктора права… Вас и следовало бы вздернуть. Причем первым.

— Может, просто пристрелим? — обратился к нему Шторренн, — чтобы не возиться с веревками. В подвал их — и дело с концом.

— Да я-то не против, но вот гауптштурмфюрер Родль, наш известный консультант по этим вопросам и висельничных дел мастер, обидится.

— В подвале уже вбили крюк, господин штурмбаннфюрер, — тотчас же принялся отстаивать свое право на проявление мастерства Родль. — Пятнадцать минут на всех троих, включая положение в гроб и отпевание.

— Не торопитесь, Родль, не торопитесь. Вам бы поскорее затащить человека на виселицу. А мы с венграми все же союзники. Да и фрау Вольф отделалась легким испугом, и даже попросила быть снисходительными по отношению к вам. Это, конечно, сантименты. Женщина есть женщина. Но ведь не о мести просит, о снисхождении. Так стоит ли накалять страсти и продолжать охоту друг на друга, словно у нас перевелись настоящие враги? Которые только и ждут, когда мы вцепимся друг другу в глотку. Я прав, капитан Галаши?