— Много дел в старой усадьбе. Ну, — поторопила Лили, стремясь поскорее узнать новости, — как наши дела?

— Замечательно. — Пока они шли к крыльцу, Джон рассказал Лили о Нейле Салливане, об Аните Монроу, а также много нового и неожиданного о Фрэнсисе Россетти.

— И они думали, что Нейл — его сын? — изумленно спросила она.

— Так думал отец Терри. И мать — иногда. Больше никто в это не верил, но Анита права: даже представить страшно, что может начаться, если пресса хоть что-то пронюхает. Теперь я, пожалуй, склонен понять Россетти, который удовольствовался извинениями «Пост» и замолчал, хотя он был не вполне честен по отношению к тебе. Ему просто не хотелось привлекать к себе лишнее внимание.

«Лишнее внимание, — повторила про себя Лили и хмыкнула, — вот уж действительно».

— Но ведь после того как он стал кардиналом, его разобрали по косточкам. Почему же до этого никто не докопался?

— Очень просто. Кто об этом знает? Джеймс и Джин Салливан умерли. Нейл нем как рыба. Терри тоже молчит. Церковные чины, с которыми Джеймс разговаривал в те годы, либо отправились следом за ним, либо, как и все живые свидетели этой истории, хранят тайну.

Лили смотрела вдаль, на озеро.

— По крайней мере, есть причина, объясняющая его молчание. — Она старалась все это осмыслить и вдруг окликнула: — Джон!

— Да?

— Мы не можем это обнародовать.

— Знаю.

— Прости. Мне не хотелось лишать тебя минуты торжества. Но этими сведениями нельзя воспользоваться.

— Знаю. И потом, вовсе и не было никакого торжества.

— Тогда что же?

— Облегчение. Покой.

— И понимание, — добавила Лили.

Джон кивнул:

— Не важно, что мы не можем все это использовать. Ведь в принципе нам дела нет ни до Нейла, ни до Россетти. Только до Терри. Бедняга. Ему все это не понравится.

— Точно, — подтвердила Лили, и ей действительно стало жаль его. — Ведь он жаждет славы. Мечтает сделать себе имя.

— Это большой любитель подтасовывать факты. Люди для него — только материал для сенсаций.

— Он властный человек. Наверное, как его отец?

— Возможно.

— Терри вызывает сочувствие, — сказала Лили и, увидев, что Джон озадачен, пояснила: — Он так нуждался в материнской любви и не получил ее. У меня по крайней мере, был отец, а у Терри вообще никого. И вот он поменял трех жен. Отчаянно ища любви, но совершенно не умея поддерживать отношения.

— Ты по-прежнему хочешь с ним разобраться?

— Да, — отозвалась Лили, вспомнив, во что Терри превратил ее жизнь. — Я должна вернуть свое честное имя. Свою свободу.

Джон обнял ее, и она улыбнулась. Ей так не хватало этого всю прошлую ночь… Не хватало этой близости, впрочем, как и секса. Лили понимала, что ее жизнь стала в последнее время намного полнее, и считала себя поистине счастливой женщиной.

— Ты голодна? — спросил Джон.

Лили кивнула. Она рада была отдохнуть, а после долгого рабочего дня вполне имело смысл начать с еды.

— Давай поедем к Чарли.

— Вместе? — удивилась Лили. — Ну-у… Я не знаю…

— Ты же была на похоронах Гэса.

— Это совсем другое. У меня тогда не было выбора.

— А теперь есть.

По четвергам Чарли устраивал грандиозные вечера. Первое выступление Лили состоялось именно здесь, в клубе Чарли, в один из знаменитых четвергов. В последний раз она была тут в шестнадцать лет, за пять дней до того, как они с Донни Киплингом поехали кататься на злополучной машине.

— Там все так же? — спросила Лили. С тех давних пор Чарли-старший устраивал у себя музыкальные концерты. По четвергам небольшая сцена в дальнем помещении магазина предоставлялась новичкам — молодым начинающим исполнителям.

— Даже намного лучше, — ответил Джон.

— А кто сегодня играет? — полюбопытствовала Лили.

— Группа из Мидлберри. Две гитары, скрипка и виолончель. Фольклор в популярной обработке.

Лили любила фольклор. И поп-музыку тоже. Если бы можно было надеяться на анонимность, она не задумываясь согласилась бы. Но это Лейк-Генри. Даже без всякого скандала тут невозможно долго сохранять инкогнито.

— Люди начнут говорить, — засомневалась Лили.

— А тебя это беспокоит?

Вопрос показался ей абсурдным. Кроме сестры Поппи, самым лучшим другом Лили в Лейк-Генри был Джон. Она виделась с ним каждый день, даже спала с ним шесть последних ночей из семи. Он был остроумен и красив. Ей нравилось в Джоне все, за исключением его профессии. Так разве могла Лили возражать против того, чтобы их видели вместе?

И она ответила ему вопросом на вопрос:

— А тебя это беспокоит?

— Нисколько, — не задумываясь сказал Джон.

За восемнадцать минувших лет дальний зал магазина Чарли почти не изменился. Только вместо скамеек здесь появились круглые столики, а также новая аудиосистема с мощными динамиками, установленными высоко под потолком. Но маленькая сцена, пузатая печь и вся здешняя атмосфера, уютная и спокойная, остались прежними. Вообще-то эта атмосфера была характерна для всего Лейк-Генри, но для вечеров у Чарли в особенности. Здесь никто никуда не спешил, никто не говорил о делах и самым роскошным нарядом считались простые джинсы. А о духах и говорить нечего, ведь в этом помещении всегда пахло старым нетесаным деревом, свежим кофе, горячим шоколадом, а также, наверное, весельем.

Все выглядело как прежде, но Лили приготовилась к любым неожиданностям. Чужих не было видно — одни местные. Лили боялась косых взглядов и перешептываний, как в то воскресенье, когда она впервые показалась в церкви.

Поппи тоже приехала. Поговорив с ней, Лили перекинулась парой слов с остановившейся возле их столика Марианной Херси, а также с самим Чарли Оуэнсом. Тут чтили традиции, поэтому даже Кэсси, приехавшая с мужем и сразу присевшая к ним за столик, не заговорила о делах. Принесли кофе и тающее во рту шоколадное печенье, памятное уже трем поколениям местных жителей, которые посещали клуб Оуэнсов. Когда все собрались, группа начала выступление и окончательно отвлекла внимание от Лили.

Мало-помалу она успокоилась. Ей уже много лет не случалось оказываться по эту сторону кулис. Группа играла весьма энергично, и энергия эта была заразительна. Вскоре Лили, как и многие другие слушатели, притоптывала в такт музыке, а потом начала потихоньку подпевать. Если кого-то и волновало ее появление, то никто не подавал виду. В сущности, в эти минуты она была лишь одной из жительниц Лейк-Генри, пришедшей на знаменитый четверг у Чарли.

К концу вечера группа стала выполнять заказы. В основном люди просили исполнить что-нибудь из шлягеров семидесятых или восьмидесятых годов. Всех охватила ностальгия: особенно Лили, которая исполняла те же самые вещи: Саймон и Гарфанкель, «Иглз», Кэрол Кинг, Ван Моррисон и даже «Битлз». Ей вдруг мучительно захотелось снова оказаться у микрофона.