— Вот как? — усмехнулся Паркс. — Тебе нужен длинный перечень того, что христианская церковь сделала с теми, кто был с ней не согласен? Ты хочешь услышать про инквизицию или, быть может, про Альбигойский крестовый поход?[29]Для затравки попробуй вот это. Двадцать первого июля тысяча двести девятого года, городок Безье во Франции. Папские войска окружили город и потребовали выдворить пятьсот членов еретической секты под названием катары. Зная, что произойдет с этими людьми, если их выдадут, жители отказались. Что произошло дальше? Папские войска взяли Безье приступом. Ты когда-нибудь слышал выражение: «Убивайте всех, Бог узнает своих»? Именно там оно и родилось. Ладно, пусть что-то в таком же духе. Так ответил папский легат или кто там еще на вопрос, как отличить еретиков от истинно верующих. Папские войска разорили город и перебили всех, кто попал к ним в руки. Двадцать тысяч погибших.

— Это случилось давным-давно, — заметил Томас.

— Некоторые вещи не меняются, — сказал Паркс. — Религия не терпит инакомыслия, не позволяет сомневаться в истине. Ты с ними или против них.

— Но ведь Эд был священником.

— Который обнаружил доказательство эволюции, — напомнил Паркс. — Это сделало его мишенью.

— Не могу сообразить, как одно противоречит другому, и еще меньше понимаю, почему из-за этого рыбоногого столько шумихи, если оно лишь подтверждает то, что и так известно в результате изучения ископаемых останков.

— Речь идет не о научных доказательствах, потому что наука интересует этих людей только тогда, когда с ее помощью можно подкрепить какие-нибудь полоумные бредни о Ноевом ковчеге. — Паркс презрительно усмехнулся. — Рыбоногое не скажет об эволюции ничего нового, такого, что и без него в общих чертах уже не было бы известно в научном сообществе. Но если показать эту тварь разгуливающей по земле, возможно, переменится настроение у многих, кто к этой публике не принадлежит. Сторонники теории Сотворения мира и разумного замысла могут сколько угодно указывать на дыры в летописи ископаемых останков, но если ткнуть этих безумцев в живой пример дарвиновской эволюции, их паруса сразу же обмякнут. Этого не должно было бы быть и не случилось бы, если бы речь шла о настоящих исследователях, но они никакие не ученые, поэтому так произойдет. Обязательно!

Это было кредо, декларация веры, и Паркс упивался этим.

— Эд был христианином, верящим в теорию эволюции, — сказал Томас. — Не может быть, чтобы такие люди, как он, составляли незначительное меньшинство.

— Чепуха! — возразил Паркс. — Он был христианином, готовым выбросить свою веру в сточную канаву, если факты давали ему в руки рычаг для получения прибыли.

— Ты ведь на самом деле совсем не знаешь моего брата, правда? — спросил Томас.

— Не знал, — поправил Паркс. — Его нет в живых, не забыл?

— Христиане могут верить в теорию эволюции, — не обращая на него внимания, сказал Томас.

— Американцы являются самой тупой нацией в развитом мире, — упрямо продолжал Паркс. — Мы цепляемся за свое невежество. Ты не видишь, как свидетельство эволюции может вызвать большой шум? Скажи это пятидесяти одному проценту американцев, которые до сих пор в нее не верят, семидесяти пяти процентам тех, кто ходит в церковь, комиссии по образованию штата Канзас, единодушно проголосовавшей за исключение упоминания эволюции из школьной программы, чтобы детей действительно учили невежеству. Ты думаешь, я все это придумал? Такое дерьмо невозможно изобрести. Мы живем в долбаном Средневековье, причем делаем это сознательно.

— Я думаю, что Эд считал законы науки данными Богом, — сказал Томас, обдумав его слова. — Он полагал, что Господь сотворил мир, но сделал это на протяжении миллионов лет, посредством того, что ты называешь силами природы и науки. Бог создал человека, но на это потребовалось время, потому что для Него, обитающего в вечности, миллионы лет являются лишь секундами.

Паркс бросил на Найта долгий странный взгляд, и тот смущенно уставился в воду за бортом.

— Ты с ним согласен? — спросил Паркс.

— Нет, — ответил Томас. — Не знаю. Разве это имеет значение?

— На этой неделе Пасха, ты знаешь?

— Наверное… Нет, — признался Найт. — Начисто забыл.

— Тебе известно, что в эти выходные произойдет вон там? — спросил Паркс, указывая на смутно виднеющийся вдали берег.

— Люди пойдут в церковь, — сказал Томас, начиная уставать от этого разговора.

— Точно, — подтвердил Паркс. — Затем некоторых из них отвезут в чистое поле и прибьют гвоздями к кресту, чтобы остальные глазели. Настоящее распятие в двадцать первом веке, ты можешь в это поверить? Добровольцы вызываются доказать свою святость, попросить у Господа лишнюю буханку хлеба или еще что-нибудь.

— Мне приходилось об этом слышать, — безучастно произнес Томас, все больше раздражаясь насмешливым тоном Паркса.

— И вот в чем самая песня, — продолжал тот. — Для этой цели используют гвозди из нержавеющей стали, протертые спиртом, чтобы избежать заражения. Здорово, правда? Эти люди вызываются быть распятыми, но заботятся о том, чтобы не подцепить какую-нибудь заразу через гвозди, которые им вколотят в руки и ноги. Стук, стук, стук! — Он криво усмехнулся, изображая удары молотком.

— Так что с того? — спросил Томас.

— Нельзя совместить Бога и науку, — заключил Паркс. — Нужно выбрать что-нибудь одно. В противном случае это будет все равно что протирать ваткой раны человеку, прибитому к кресту.

Томас ничего не сказал, хотя ему хотелось ответить. Он догадывался, что сказал бы на его месте Эд, но не мог разобраться в собственных мыслях.

— Не вздумай дрогнуть, — сказал Паркс, хлопнув его по плечу. — Боевые порядки уже построены. Ты несколько недель провел на передовой.

Его окликнули из рубки. Это был капитан Накамура. Паркс поспешил к нему.

— С тобой все в порядке? — спросила Куми, подходя к Томасу, который стоял, уставившись в воду.

— Да, — рассеянно ответил он. — Наверное. Паркс… — Найт осекся, не зная, как объяснить свинцовый осадок в душе, оставшийся после разговора с ученым.

— Он человек, который видит перед собой цель, — сказала Куми. — Крестоносец наших дней.

Томас кивнул, улыбнувшись этому сравнению.

Он не ожидал, что Куми останется с ним, до самого отплытия ждал, что она сойдет на берег.

Как ни странно, решение за нее принял Паркс, хотя и косвенным образом. Куми позвонила в аквариум Кобе и назвалась представителем государственного департамента, якобы изучающим вопрос противозаконного приема на работу одного американского гражданина. Потом она призналась, что была полна решимости выяснить о Парксе какие-либо компрометирующие подробности, которые разоблачили бы все безрассудство предстоящей экспедиции. Ей ничего не удалось узнать. Паркс был на отличном счету. Судя по всему, руководство видело в нем квалифицированного и целеустремленного специалиста, защитившего докторскую диссертацию в Стэнфордском университете, к тому же согласного работать за относительно скромное жалованье. Единственным, что можно было с натяжкой считать пятном в его карьере, — это увольнение из Калифорнийского университета, куда Паркс был взят на работу ассистентом профессора сразу же после окончания Стэнфорда. Хотя общее командование «Нарой» находилось в руках Накамуры, в аквариуме Кобе полностью доверяли Парксу. То обстоятельство, что он был одержим на грани иррациональности, не имело особого значения.