– Иншалла баршик олук! – что значило даст Бог будет мир!

– Иншалла! – кивали стоящие в очереди к ендове.

В свободное от гребли время турки обычно собирались на палубе кучами и, сидя на корточках, тянули свои бесконечные заунывные песни.

Что касается янычар, то они просились быть вместе, обещая полное повиновение. На руках янычары имели особую татуировку – знак своего сословия, а потому утверждали, что с иными им сидеть и грести зазорно. Некоторые опасения из-за янычарской свирепости имелись, но потом Слизов все же собрал их для примера на одной галере. Оказалось, что ведут знаменитые головорезы себя тихо, да и гребут отменно. Посему разрешили им быть вместе. Командиры «янычарских» судов теперь перед иными гордились, что у них кроме барабанов и труб штатных целые оркестры янычарские с литаврами и зурнами. У янычар помимо огромного барабана и всего прочего имелся в оркестре еще и бунчук – палка с навешанными на нее колокольцами и тарелками, да с пучком конского волоса на конце. Обладатель бунчука ловко вскидывал его в такт ударам барабана и тот отзывался притяным мелодичным звоном.

Днем раньше янычары послали к Слизову одного из своих чаушей просить дать им сабли и кинжалы, так как они тоже хотят драться по-настоящему, а не таскать весла.

– Ага! – посмеялся капитан бригадирского ранга. – Они вначале шведам головы отчикают, а потом и нам заодно! Пусть уж сидят где сидят! Мы уж сами как-нибудь справимся!

* * *

Второго мая Слизов вывел свои суда на рейд и начал загружать их припасами. После этого ему надлежало следовать к острову Кергесари, на рандеву с Нассау-Зигеном.

Как раз в это время в Фридрихсгамн прибывыл со своей бомбардирской ротой капитан Сергей Тучков. Слизов с радостью встретил старого знакомца.

– Вот кого не ждал, того не ждал! – обнимал Тучкова старый бригадир. – Прошу вечером ко мне почаевничать!

Вечером чаевничали. Чай, как и положено, хлебали из блюдец, а сахарочком закусывали. Самоваром заправлял сын Слизова, Сашка, в чине мичманском. Капитан бригадирского ранга расспрашивал о столичной жизни, о новостях с турецкой войны. Будучи человеком открытым, шумно радовался нашим успехам и столь же шумно печалился неудачам.

– Молодец-то какой наш Суворов, славно туркам задницу надрал на Рымник-реке! Нам бы его сюда, мы бы шведам уже давно рога-то пообломали!

Поутру тучковскую роту раскассировали по судам. При самом капитане осталось лишь три десятка человек, как резерв. Затем Слизов велел Тучкову поехать осмотреть лежащий у входа в Фридрихсгамский залив островок, на предмет постановки там батареи. Возвратившись, капитан доложил, что поставить там батарею можно за неделю.

– А за три дня сможешь? – поинтересовался капитан бригадирского ранга.

– Могу и за три, но надо людей поболее. – Кивнул Тучков. – А к чему такая спешка, шведов-то еще не видно!

– Не видно-то не видно, но приготовиться к встрече не помешает! – назидательно поднял указательный перст Слизов.

Во всем Тучкову была обещана помощь, кроме лодок, которых достать было негде. Далее произошел весьма примечательный диалог.

Из воспоминаний С. Тучкова: «Распорядясь в полученном мною приказании, просил я его (Слизова. – В.Ш.), чтоб он велел дать мне какую-нибудь лодку для сообщения с крепостью… На сие дал он мне такой ответ… “Где я возьму для вас лодку?” – “А я где?” – отвечал я. – “Там же, где и я, – продолжал он, прибавя: – я принужден был украсть у жителей несколько лодок, а чтобы не узнали, велел их выкрасить. Неужели вы не догадаетесь сделать того же?” – “А когда поймают, кто будет за это ответствовать?” – спросил я. – “Делайте так, чтобы не поймали”, – отвечал он и пошел от меня прочь».

Делать нечего и Тучков послал в ближайшую ночь несколько смышленых солдат выкрасть у местных рыбаков пару лодок. Те лодки выкрали и вернулись утром, но вид у них был испуганный.

– Что там еще у вас стряслось? Рыбаки вас поймали? – спросил Тучков.

– Какие там рыбаки, когда едва шведам в руки не попались! – наперебой затараторили бомбардиры.

– Какие еще шведы? А ну, рассказывайте по порядку! – велел Тучков.

Из их рассказа выяснилось следующее. Выкрав лодки, солдаты направились в море, чтобы их сразу не поймали, и там, у ближайшего островка перекрасить лодки. Но едва они подошли к островку, как вдали увидели судовые фонари. Решив, что это свои, солдаты поставили парус и направились туда, чтобы попросить горячей каши, а если повезет, то и чарочку. Но на подходе были окликнуты по-шведски. Поняв ошибку, они сразу затушили огонь и, пользуясь темнотой, на всех парусах помчались обратно.

Новость была весьма важной и тревожной. Не теряя ни минуты, Тучков сразу кинулся к Слизову.

– Не может быть?! – выслушав сбивчивый рассказ артиллериста, ответил тот. – Я имею верные сведения, что у Карлскруны и Ловизы лед еще не растаял, как же они могли выйти в море? Может, твои солдатушки спутали шведский язык с финским?

– Нет, – покачал головой Тучков, – унтер-офицер на лодке был старый и с финским языком знакомый, так что окликали их точно по-шведски!

– В любом случае все надо проверить! – кивнул Слизов и тут же велел мичману Янинскому идти на катере в разведку за острова.

Вернувшись, Янинский доложил, что в море действительно шведы, причем немало.

– Сколько именно? – спросил Слизов.

– Над морем туман и разглядеть было трудно, но за три десятка вымпелов, это точно! – отвечал ему сын-мичман.

Немедленно бригадир послал посыльного к коменданту крепости и велел барабанщикам бить тревогу.

Историк В. Головачев пишет: «Известие это упало на Слизова как Божий гром. Ни Нассау-Зиген, ни граф Салтыков и ни один из смертных у нас не делал никакого предположения и не предварял его никаким образом, что шведская флотилия тронется откуда-нибудь с места, а и того меньше, что она собирается с первым вскрытием шхерных вод вести на него атаку. Сам же Слизов как частный начальник, не имевший никакого политического поручения и не имевший никакого повода для позволения заводить агентуру у неприятеля, был крайне поражен беспечностью своего начальства, которое не только не способствовало ему в разумении самого положения при стоянии его на передовом посту, а напротив того, как бы скрывало от него все это».

Уже через минуту Слизов взял себя в руки:

– Сколько вымпелов видели?

– Три десятка!

– Что ж, это еще терпимо!

Немедленно последовало распоряжение двум прамам и туруме развернуться на якорях в сторону входа в залив. С «Селан-Верре» ударила сигнальная пушка, созывающая всех на свои суда.

Из воспоминаний С. Тучкова: «Между тем, как сидя в палатке, занимался я разговорами,… услышал я голоса солдат: “Это неприятель, точно неприятель!” Мы выскочили вон, стали смотреть на море и в самом деле приметили много судов, но не могли рассмотреть какие за неимением подзорных трубок. И для того поехал я на фрегат капитана Гамалея, стоявший на середине вместе с ним, там посредством трубок не только рассмотрели мы, что это шведские военные суда. Но даже могли увидеть синий флаг с тремя коронами. Означающий присутствие самого короля. Я поспешил возвратиться к малой моей команде и нашел оную в великом смятении. Люди торопились сесть на лодки и бросали привезенные ядра в воду, потому что неприятель сзади их сделал уже высадку на берег, примыкавший к нашей косе. Увидя, что они все поместились в двух лодках, которые были так ими нагружены, что один лишний человек мог бы их потопить, а ялик, на котором прибыл я с фрегата, с поспешностью удалился к своему судну, я велел им ехать на ближайший фрегат, а сам с моим поручиком и одним унтер-офицером остался на берегу в надежде по противному занятому неприятелем берегу лесом добраться до крепости пешком».