Москва показалась Ульбрихту безмятежной, особенно по сравнению с его родным Берлином. На Красной площади туристические группы слушали рассказы экскурсоводов. На Москве-реке уже появились первые экскурсионные катера и вышедшие на утреннюю тренировку гребцы на байдарках. На берегу реки был открыт огромный плавательный бассейн. Это было время школьных каникул, и город заполняли родители с детьми.

Хрущев с Ульбрихтом встречались, чтобы обговорить последние детали закрытия границы, прежде чем представить этот вопрос на одобрение прибывшим в Москву членам стран Варшавского договора. Кроме того, Ульбрихт хотел, чтобы его союзники обсудили вопрос об оказании срочной экономической помощи в ответ на санкции Запада.

Оба руководителя в течение прошлого месяца внимательно отслеживали ход подготовительных работ своих спецслужб и вооруженных сил, поэтому не было никакой необходимости в подробном обсуждении деталей операции. Хрущев сказал, что вместе они «окружат Берлин железным кольцом… наши войска создадут кольцо, а ваши войска будут контролировать его». Советы направили в Берлин дополнительно четыре тысячи солдат именно тогда, когда совещались Хрущев и Ульбрихт. Хрущев сказал Ульбрихту, что он направит танки на границу с Восточной Германией.

В то утро основная цель их встречи заключалась в согласовании времени. Хрущев сказал, что хочет отложить подписание мирного договора с Ульбрихтом до окончательного закрытия границы. Кроме того, он не хотел, чтобы Ульбрихт предпринимал действия против доступа в Западный Берлин. Ульбрихт, несмотря на то что все еще хотел подписать мирный договор с Москвой, согласился, что это второстепенный вопрос. Для того чтобы остановить поток беженцев и спасти страну, следовало в первую очередь закрыть границу. Ульбрихт сказал советскому лидеру, что ему понадобится всего неделя, чтобы подготовиться к закрытию движения между Восточным и Западным Берлином.

«Когда вам удобнее это сделать? – спросил Хрущев. – Сделайте это когда хотите, мы в любое время будем к этому готовы».

Ульбрихт, опасаясь утечки информации и стремясь как можно скорее решить проблему с беженцами, сказал, что хочет сделать это как можно раньше. Он предложил начать операцию в ночь с субботы на воскресенье, с 12 на 13 августа.

Хрущев, отметив, что тринадцатое считается на Западе несчастливым числом, пошутил, что «для нас и всего социалистического лагеря этот день на самом деле будет очень счастливым».

Хрущева, строителя Московского метро, очень интересовали технические детали операции.

«Как будет осуществляться контроль над улицами, где одна сторона проходит по ГДР, а другая – по ФРГ?» – поинтересовался советский лидер.

«У нас готов конкретный план, – ответил Ульбрихт. – Выходы из домов, ведущие в Западный Берлин, будут замурованы. В других местах установим заграждения из колючей проволоки. Колючую проволоку уже доставили. Это все можно сделать очень быстро».

Хрущев отклонил предложение Ульбрихта о созыве экономической конференции по вопросу оказания необходимой помощи восточногерманской экономике. Советский лидер опасался, что Запад раньше времени узнает об их планах – и это приведет к увеличению потока беженцев. Ульбрихт должен приложить все усилия, чтобы как можно лучше подготовиться к закрытию границы, сказал Хрущев.

Кроме того, Хрущев строго предостерег Ульбрихта против каких-либо акций, затрагивающих территорию Западного Берлина или пути доступа туда из Западной Германии, сказав ему: «Ни одного миллиметра дальше». Все сигналы, посылаемые Кеннеди Хрущеву, начиная с Венского саммита, обращения 25 июля и до телевизионного интервью Фулбрайта, свидетельствовали о том, что Хрущев будет в безопасности, пока все действия Советов и Восточной Германии ограничиваются территорией советского блока и не нарушают прав союзников на доступ в Берлин. Последняя беседа с послом Томпсоном убедила Хрущева, что Кеннеди и Аденауэр будут только рады закрытию границы.

Двумя днями ранее Хрущев сказал Ульбрихту:

«Если закрыть границу, то и американцы, и западные немцы будут довольны. Томпсон сказал мне, что перебежчики доставляют западным немцам большие неудобства. Так что все будут довольны. И кроме того, они почувствуют вашу власть».

Хрущев обратился к лидерам государств – членов Варшавского договора, приехавшим на совещание в Москву, с предложением одобрить закрытие секторной границы между восточногерманскими и западногерманскими территориями. «Мы предлагаем, чтобы страны Варшавского договора согласились в интересах прекращения подрывной деятельности осуществлять контроль вдоль границ ГДР, включая границы в Берлине, соответствующий тому, который существует вдоль государственных границ западных держав».

На проходившем в течение трех дней, с 3 по 5 августа, совещании Ульбрихту не удалось добиться всего, что он хотел. Его соседи по социалистическому лагерю единогласно одобрили закрытие границ. Однако союзники Ульбрихта не давали никаких экономических гарантий. Один за другим лидеры коммунистических партий – Владислав Гомулка, первый секретарь ЦК Польской объединенной рабочей партии, Антонин Новотный, первый секретарь ЦК Коммунистической партии Чехословакии, и Янош Кадар, генеральный секретарь Венгерской социалистической рабочей партии, – с волнением говорили о том, какие ответные меры может предпринять Запад против всего блока, и жаловались на ограниченность собственных ресурсов. Гомулка даже хотел, чтобы Ульбрихт подумал, какую помощь он может оказать в случае западного бойкота всего блока. Его волновал вопрос, как все это отзовется на Польше, имеющей большие долги и торгующей с Западом.

Новотный предупредил Ульбрихта, что он не должен рассчитывать на него в части продуктов питания, поскольку в его стране проблемы с сельскохозяйственным производством. Он опасался, что Чехословакия, которая более активно, чем остальные страны Варшавского договора, торговала с Западом, пострадает больше, чем другие. Кадар сказал, что следовало раньше обсудить возможные экономические последствия закрытия восточногерманской границы, поскольку экономика его страны зависит от торговли с Западом, и в частности с Западной Германией.

Хрущев был неприятно удивлен выступлениями товарищей.

«Я думаю, мы должны помочь ГДР. Давайте, товарищи, осознаем это лучше, глубже и более остро… Теперь, товарищи, мы все поможем ГДР. Я не буду говорить, кто из вас поможет больше. Все должны помочь, и должны помочь больше. Давайте так посмотрим на это: если мы сейчас не обратим внимания на нужды ГДР и не принесем жертвы, они не смогут выжить; у них недостаточно внутренних сил. Что будет, если не станет ГДР?» – требовательно спросил Хрущев у сидящих перед ним товарищей. Они хотят увидеть на своих границах западногерманскую армию? Укрепляя позицию Восточной Германии, «мы укрепляем наши позиции», – сказал он, с горечью отметив отсутствие солидарности в своем блоке. Большинство присутствующих не испытывали на себе угрозы со стороны Запада и все сильнее зависели от него в экономическом отношении, а потому их не убеждали доводы Хрущева.

Когда товарищи коммунисты спросили Хрущева, почему его больше не волнует военный ответ Соединенных Штатов, он сказал, что благодаря его давлению и риторике Запад отреагировал менее решительно, чем он ожидал. Соединенные Штаты, заметил советский лидер, «оказались менее жесткими, чем мы предполагали», в отношении Берлина. Он заявил, что противник, конечно, еще «покажет себя, но мы уже сейчас можем отметить, что ожидали большее давление, но до сих пор самой сильной угрозой была речь Кеннеди».