— Эх, Клавдия Васильевна, — вдруг сказал Семенов. — А вы, оказывается, все-таки стерва. Я к вам за помощью пришел, а вы никак простить не можете, что я его до конца вычислил.

— Значит, так. — Клавдия поднялась. — Давайте поднимайте свою задницу из кресла и выматывайтесь из моего кабинета. И чтобы я вас не видела. Он еще обижается, что ему ни одного серьезного дела не дают, склочник.

Семенов вскочил как ошпаренный и вылетел из кабинета.

— Блюдолиз! Бездарь каблучная! — кричала она ему в спину, не обращая внимания на людей, которые смотрят на нее как на сумасшедшую. — Чтоб тебе до пенсии мальчиком на побегушках проболтаться, крыса кабинетная!

Выругавшись всласть, Клава хлопнула дверью и села на место. Какая ей разница, в конце концов. С глаз долой, из сердца вон. Баба с возу — кобыле легче. Правильно сказал Понтий Пилат: «Я умываю руки»…

Пятница. 3.12 — 5.56

Бежать больше нет сил. Ноги не слушаются, и не хватает воздуха. А за спиной чеканно грохают его шаги и эхом разносятся по пустынным ночным переулкам. Она пытается закричать, но не получается — сил хватает только на то, чтобы вдохнуть. Обратно воздух легкие не выпускают.

Он схватил ее за край одежды, но она вырвалась и метнулась в какую-то подворотню. Стучит кулаками в каждую дверь, продолжая бежать вверх по лестнице. А он даже не бежит. Спокойно идет сзади, почему-то ни на сантиметр не отставая.

Потом она оказалась в каком-то сквере. Голые деревья отбрасывали на блестящую брусчатку корявые черные тени. Он куда-то пропал. На мгновение. Сейчас он появится — это она знает точно. Нужно успеть. Во что бы то ни стало нужно успеть. От этой секунды зависит жизнь.

А она стоит и беспомощно оглядывается по сторонам, ища взглядом, куда бы укрыться.

Его шаги все громче и громче. Вот сейчас он появится из-за того угла. Уже слышно его спокойное, ровное, как шум кузнечных мехов, дыхание.

В последний момент она бросается на клумбу и падает в высокую траву, уткнувшись лицом в землю.

Заметил. Нет, не заметил. Сейчас уйдет. Ходит рядом и не видит. Наверно, потому, что темно. Она старается не дышать, только вот сердце колотится очень громко.

А он шуршит травой уже в каком-то полуметре. И дышит. Спокойно дышит. Нет, все-таки заметил. И нож блестит в руке. Наклоняется, смотрит в глаза и улыбается приветливо.

Сил уже совсем нет. Собрав всю энергию, которая еще осталась, Клава переворачивается на спину, вытягивает перед собой руки и кричит, что есть мочи:

— Не на-адо-о!..

— Тих-тих-тих-тих-тих. — Федор, уже со стаканом воды в руке, осторожно гладит ее по плечу. — Все нормально, Клавуня. Это просто сон. Просто сон. На, выпей.

Нужно еще какое-то время, чтобы прийти в себя. Полежать немного с открытыми глазами, глядя в пустой потолок. А муж уже поставил стакан на ночной столик, чмокнул в щечку, перевернулся на другой бок и спит, ровно и спокойно дыша. Как кузнечный мех.

Время половина четвертого. Странно, сегодня почему-то раньше, чем обычно. Но уснуть все равно не получится. Поэтому Клава тихонько, чтобы не разбудить мужа, встает с постели, сует ноги в тапочки и, накинув халат, шлепает на кухню.

Нужно снять с чайника свисток. А то Витьку потом не уложишь. Будет звать по всяким мелочам каждые пять минут. Утром позвонить Смирнову и напомнить, что в субботу у мальчика день рождения. И Кокошину-старшему фотографию отправить в колонию. Какой-никакой, а все-таки папаша.

На кухне Клава заварила себе крепкого чаю и в очередной раз села перечитывать стенограмму суда. Карев Геннадий. Признан виновным. Избрать мерой наказания исключительную меру. Расстрел. Страшно. Апелляцию можно подать в установленные сроки. Страшно. Прошение о помиловании рассматривается комиссией по помилованию в установленном порядке. Страшно. Установленные сроки, установленный порядок. Дальше все тоже установлено. Начинает работать четко отлаженный механизм. Страшно.

А еще страшно потому, что сегодня восьмой день. Да, прошло больше восьми месяцев, да, уже середина ноября, да, убийств после этого не было. Но сегодня восьмой день, и с этим ничего не поделаешь. Потому что Клавдия знает — он еще на свободе. А это значит, что завтра все может начаться сначала. Или еще через восемь дней. Или через восемьдесят. Или через восемь лет. Сроки устанавливает он сам. У него вся жизнь.

Телефонный звонок просто взорвал ночную тишину. Так можно и инфаркт заработать. Клава метнулась к аппарату, пока не зазвонил опять. Только бы не разбудить. Не Витьку, а его. Мистика какая-то.

— Алло.

— Клавдия Васильевна, простите, что так поздно. Это Кленов.

Все. Поехали. Завертелось. Разбудили.

— Привет, Николай.

— Вы не спите? Я тут думал по поводу этого дела и…

— Что, тоже покоя не дает? — Клава улыбнулась.

— Приговор знаете?

— Да. — Она бросила на стол папку со стенограммой.

— Ну и что теперь делать?

Дежкина посмотрела на часы. Четыре ровно.

— Ты за сколько добраться можешь? За сорок минут успеешь?

— Что, прямо сейчас? А муж?

— Только не звони, а то всех разбудишь. Я дверь открытой оставлю.

— Идет. Через сорок минут буду.

Клавдия повесила трубку.

Когда Кленов приехал, она уже приняла душ, оделась и наделала бутербродов.

— Привет. — Коля оббил об косяк шапку. — С первым снежком вас.

— Проходи на кухню. — Клава поставила перед ним тапочки. — Только тихо. Мои еще спят.

— Знаете, какой сегодня день? — Он сел за стол и достал из кармана сигарету. Странно, она и не знала, что он курит. Хотя нет, курил один раз.

— Знаю. — Клава кивнула. — Восьмой.

— Знаете, — он нашел глазами пепельницу и только тогда прикурил, — я тут долго думал и… Слушайте, а может, мы очень сильно увлеклись этими всеми религиозными наворотами?

— В каком смысле? — Клава протянула ему чашку кофе.

— Ну, понимаете, мы думали все время, что он эдакий Мефистофель, сам правила устанавливает. Восьмой день, примерно одно и то же время. Причем, заметьте, не самое лучшее для убийства, если не хочешь, чтобы тебя тут же поймали.

— Ну и… — Клава внимательно слушала.

— А может, он сам играет по правилам. Ну, то есть он не выбирает эти сроки, а просто вынужден с ними считаться. Понимаете?

— Пока не совсем, — честно призналась Клава.

— Ну предположим, он убивает раз в восемь дней потому, что всю неделю работает с утра до ночи, а на восьмой день у него выходной. Абсурд, конечно, но суть передает. Теперь поняли?