Вытаскивая из папок по странице за раз, я кратко, но внимательно осматривал их содержание. Хотя в обычных условиях у меня ленивый нрав, я действовал достаточно резво. К сожалению, после двухчасовой напряженной работы мне не удалось обнаружить ничего интересного, что выходило бы за грань реального мира. Ознакомившись с обрывками жизни покойного Уолкера, я стал лучше понимать его. Деловая корреспонденция помогла мне уяснить, что он не был легко внушаемым простофилей. Конечно, он чрезмерно верил в непобедимость разума (такое часто бывает у людей с техническим складом ума), но вы не смогли бы навязать ему свое мнение без твердых доказательств. Его атеистические взгляды, на которые намекали собранные книги, очевидно, возникли не из-за враждебности к религии, а из-за убеждения, что изучение научно не доказанных фактов являлось пустой тратой времени. Поэтому он был, скорее, агностиком, чем атеистом. Тем не менее, как ни называй его, он не причислял себя к религиозным людям. Это тоже удивляло меня. Если он не верил в посмертную жизнь и добровольно ушел из жизни, зачем ему понадобилось играть в прятки с ангелами и демонами?

Прошло больше двух часов. Вероятно, Поузи уже просила своего приятеля отвезти ее домой. Но я не хотел сдаваться. Мое внимание привлекли книги в шкафах. Я снимал их с полок, выискивая вложенные конверты или записки. Ничего полезного. На это ушло много времени. Вернув книги на свои места, я навел порядок в комнате. За окнами раздался шум: на подъездной дорожке остановилась машина. Я не паниковал — вечно сонную Поузи можно было убедить в чем угодно. Но мне не хотелось испытывать удачу. Я планировал оставить себе шанс на возвращение в дом Уолкера — причем в любой момент, когда мне это будет нужно. Несмотря на тщательный поиск, я не нашел того, что искал. Еще несколько часов назад меня переполняла непоколебимая уверенность — необъяснимое, но мощное предчувствие, — а теперь от нее ничего не осталось.

Я торопливо спустился по лестнице и вдруг, как вкопанный, остановился у небольшой книжной полки. В гостиной имелось несколько стеллажей с музейными альбомами, коммерческими буклетами и художественной литературой. Но сейчас передо мной были книги религиозного содержания — точнее, антирелигиозного. Это место показалось мне вполне пригодным для записки о самоубийстве — ничем не хуже кабинета Уолкера. Но я уже слышал, как в дверном замке гремели ключи. Мне нельзя было оставаться в доме. Возможно, в другой раз…

Внезапно на нижней полке я увидел книгу, зажатую между томиком Давкинса и «Письмами с Земли» Марка Твена — черный кожаный позолоченный корешок Библии короля Якова. Как поется в сериале «Улица Сезам»: «Та вещь, которая не похожа на другие». Передняя дверь открылась, поэтому я протянул руку и схватил толстую книгу. А затем ангел, прятавший под курткой украденную Библию (то есть ваш покорный слуга), промчался через кухню, воспользовался задней дверью и выбежал во двор, лишь на секунду опередив внучку Уолкера и ее туповатого друга.

Я проехал в глубь Пало Альто и остановился на тихой улочке. Взяв в руки тяжелый том, я заметил, что между страницами, примерно в середине, был вложен толстый конверт. Мне повезло, что он не выпал во время моего поспешного бегства. Надпись гласила: «Вскрыть после моей смерти». Почерк походил на тот, который я видел на рукописных работах Уолкера.

Джек-пот. И никто не нашел его, кроме меня!

На тот случай, если мне понадобится подбросить конверт полиции, я использовал для вскрытия матерчатые перчатки. Внутри находилось около дюжины страниц, напечатанных на тонкой старомодной бумаге. Из-за этого документ выглядел древним, хотя дата на первой странице лишь на несколько дней предваряла смерть Уолкера. Быстро осмотревшись по сторонам и убедившись, что в тихом переулке никого не было, я приступил к чтению.

«Тем, кого может заинтересовать мое послание.

Это не последняя воля, а некий вид завещания. Так как содержание не касается моих финансовых накоплений, я сомневаюсь, что юристы согласятся со мной. Поэтому я не доверил документ моим адвокатам. Если бы мои друзья были по-прежнему живы, я отдал бы его им. К сожалению, у меня не осталось такой возможности.

Мне приходится рисковать. Многие люди, если не все, отнесутся к моему рассказу как к невероятной истории. Однако кем бы вы ни были, я заверяю вас, что не страдаю помрачениями рассудка и обладаю доказательствами, которые вполне удовлетворяют меня. Некоторые из них я опишу в своем отчете.

Отныне я считаю „жизнь после смерти“ доказанным и не подлежащим сомнению фактом. Душа может существовать без тела. И хотя многие догмы и запреты организованных религий мира оказались действительно такими неверными, какими они виделись мне, я вынужден признать, что религиозные деятели правы в своих базовых концепциях. Отрицая их, мы с моими коллегами были не правы. Небеса и Ад существуют.

Посетив в Лос-Анджелесе конференцию Международного альянса атеистов, я прочитал участникам одну из моих редких лекций о вреде, причиняемом миру, и Америке в частности, приверженцами организованных религий: христианами, иудеями, исламистами и другими соцветиями в букете теизма. После окончания конференции ко мне подошел темнокожий мужчина с седыми волосами. Поначалу я принял его за афроамериканца. Чуть позже мне показалось, что он мог быть африканцем или жителем Карибских островов. Во всяком случае, мужчина говорил с британским акцентом. Этот джентльмен похвалил мое выступление и предложил пообщаться в приватной обстановке. Заинтригованный его важным видом, я согласился отобедать с ним в ресторане.

За чашкой кофе мой новый знакомый начал задавать вопросы — не столько касавшиеся лекции, сколько моих убеждений. Он спрашивал меня о Боге: абсурдна ли идея Творца или она просто маловероятна? Почему век за веком люди продолжали верить в нечто большее, чем их обычная жизнь?

Я не вполне понимал, к чему он затеял этот разговор. Когда темнокожий мужчина дал мне свою визитную карточку, гласившую: „Преподобный доктор Мозес Хабари“, я был разочарован. Он показался мне одним из тех священников, которые повсюду ищут потенциальных новообращенных. Хотя я не чувствовал враждебности к духовным лицам, как некоторые из моих коллег по конференции, мне все равно не хотелось тратить время на его шаткие убеждения (точнее, на какой-то ненаучный вздор). Хабари засмеялся и сказал, что в моих словах имелась доля истины. Однако он не искал слабовольных мужчин и женщин, которых можно было склонить к вере рассказами об адских наказаниях. Он нуждался в людях, сохранявших скептицизм и целостность личностей даже перед лицом пугающих откровений.

Термин „откровение“ вызвал у меня отвращение. Это была одна из кодовых фраз для фантазий христиан о конце света. Однако мне понравилась приятная компания доктора. Мы по-дружески поговорили на другие темы, не относившиеся к религии, и по его просьбе я согласился вести с ним переписку.

Почти год наши контакты ограничивались редкими письмами. Хабари сообщал, что в последнее время он занимался чем-то очень важным. Он предложил мне ознакомиться с его проектом, но я ответил отказом, поскольку был загружен работой. Моя жена Молли умерла два года назад, и, честно говоря, у меня имелось свободное время. Однако я не упоминал об этом доктору. Тем не менее он решил, что я идеально подхожу для его проекта. Хотя наша переписка приобрела неторопливый темп (по одному письму в месяц, а то и в полтора), он начал присылать мне статьи, которые я считал, скорее, политическими, чем религиозными: о движении Третьего пути в Европе и других частях мира. Речь шла о поиске возможного пространства между левыми и правыми политическими партиями».