Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты должен позвонить в полицию. Отвези ее в больницу, Адам!
Он ответил уклончиво.
– Адам! Очень важно, чтобы ее немедленно осмотрел врач.
– Поговорим позже. Мы едем домой.
Я сидела за кухонным столом, когда у дома зарычал мотор машины. Я выбежала им навстречу, голова у меня раскалывалась.
Стелла упала ко мне в объятия, и я почти внесла ее в дом, словно ей снова было пять лет. Она сидела в кухне как парализованная, с совершенно отсутствующим лицом.
Я плакала, стуча кулаками в грудь Адама.
– Как такое могло произойти?
– Успокойся, – проговорил Адам, держа меня за руки.
– Почему ты не позвонил в полицию? Зачем вы приехали домой?
Он поднял на меня пустые глаза.
– Что ты там делал? Шпионил за Стеллой?
– Это моя работа.
– Твоя работа? – Мне он ни слова не сказал о том, что собирается поехать в лагерь. – Я звоню в полицию.
Я вытащила телефон из чехла, но Адам отобрал его у меня:
– Подожди! Все не так просто, как ты думаешь.
– Что такое?
Взглянув на Стеллу, он сделал мне знак выйти с ним в прихожую.
– Стелла пошла с Робином в корпус для вожатых. Более того, похоже, все произошло по ее инициативе.
Я не поверила своим ушам:
– По ее инициативе?
– Другие конфирманты рассказали, что она планировала его соблазнить.
– Соблазнить? Ты хоть понимаешь, что говоришь? Ей пятнадцать лет.
– Само собой. Я не защищаю Робина.
– А что ты тогда несешь?
Он сжал мои плечи и посмотрел на меня грустными глазами:
– Я гарантирую, что больше он не получит работу в Шведской церкви. Я мог бы его в порошок стереть…
– Но?..
– Но начать всю эту процедуру… Это только навредит нам всем. Навредит Стелле.
Внутри у меня все оборвалось.
– Мы должны, Адам! Мы должны!
Он потряс головой:
– Все узнают. Люди станут осуждать ее. Ей придется жить с этим всю жизнь.
Мысли отчаянно вертелись в голове. Я откашлялась, боясь, что меня вытошнит. В каком-то смысле я понимала Адама. Мне и самой приходилось защищать мужчин, которых обвиняли в изнасиловании. И я сама задавала потерпевшей все эти неприятные вопросы – про одежду, алкоголь, наличие сексуального опыта и сексуальные предпочтения. В одних случаях я сама сомневалась в показаниях потерпевшей. В других просто делала свое дело.
– Она жертва, – проговорила я, всхлипывая. – Она ни в чем не виновата.
– Знаю, дорогая. Само собой, она не виновата. Но изнасилование уже произошло, этого мы не можем изменить. Единственное, что мы можем сделать, – защитить ее, чтобы не стало еще хуже.
Он обнял меня, и я прижалась к его груди. Наши сердца отчаянно бились, но совсем не в такт.
«Вот до чего мы дошли», – подумала я тогда.
Но сейчас мне кажется, что еще есть возможность все изменить. Еще есть шанс спасти нашу семью, стать той матерью, которой я всегда мечтала стать, – такой, которая готова на все, чтобы спасти своего ребенка.
В то воскресенье, когда полиция обследовала наш дом, Адама забрали на первый допрос. Я просила его держать себя в руках, взвешивать каждое слово. Тем временем я размышляла, о чем могу рассказать ему. Не было сомнений, что ради Стеллы Адам готов пройти через все круги ада, но я подозревала, что в данном случае в силу его безупречной морали это ляжет тяжелым крестом на его душу.
Ночью прокурор приняла решение об аресте Стеллы, и единственным лучиком света среди всей этой тьмы было то, что защищать ее назначен Микаэль Блумберг.
Я попросила полицейского позвонить, как только будет закончен обыск в нашем доме. Потом на подгибающихся ногах обошла все комнаты, пытаясь выяснить, что же обнаружили полицейские. Подозреваю, что не много.
В субботу вечером, прежде чем мы с Адамом сели в такси, чтобы ехать в полицейский участок, я отошла к мусорным контейнерам за углом. Громко изображая, что меня рвет, я растоптала ногами телефон Стеллы и выкинула остатки в контейнер для металлических отходов. Сим-карта уже лежала в надежном месте – у меня в сумочке. Еще не представляя, что же произошло, я понимала, что сообщения Стеллы могут ее скомпрометировать. Страх сдавил грудь, но все прошло даже легче, чем я себе представляла. Тебе кажется, что ты никогда в жизни так не поступишь, – и вдруг это становится совершенно естественным, когда речь идет о спасении собственного ребенка.
Поздно ночью я обшарила в доме каждый угол и обнаружила окровавленную блузку, небрежно засунутую под кучу белья в постирочной. Она была все еще влажная. Кто ее туда спрятал – Стелла? Или машину опорожнял Адам? Некоторое время я колебалась, как лучше поступить, но когда позвонил Микаэль и сообщил, что полиция едет к нам, я решила выбрать самый надежный вариант и бросила блузку в камин. Стоя рядом, я видела, как искры скакали по съеживающейся в огне ткани.
В душе у меня бушевали противоречивые чувства. Как юрист я только что совершила самое неприемлемое, что только можно себе представить. Как мама – сделала единственно правильное. Мне по-прежнему ничего не было известно о событиях вечера пятницы, однако я точно знала, что мой долг – защитить дочь.
Утром в воскресенье Адам позвонил мне, как только закончился допрос. Когда я поняла, что он солгал полиции и дал Стелле алиби, в груди у меня потеплело. Это было продиктовано любовью – высшее доказательство того, как сильно он привязан к Стелле и ко мне. С этого момента я поняла, что готова на все ради своей семьи.
Адаму я сказала, что полицейские все еще работают в доме. И пока ему нельзя возвращаться. Мне нужно было все обдумать.
Через несколько минут раздался стук в дверь. Неслышно проскользнув в постирочную комнату, я выглянула в окошко.
Мне была видна лишь черная кепка, натянутая так низко, что почти скрывала лицо, и ноги в темных сникерсах, беспокойно переминавшиеся на каменной лестнице.
Я приоткрыла дверь – ровно настолько, чтобы схватить ее за рукав и втащить внутрь.
– Я решила не звонить, – сказала она.
Я посмотрела наружу через стекло во входной двери и убедилась, что улица пустынна. Мою посетительницу никто не видел.
– Проходи, – сказала я.
Не снимая обуви, она направилась прямо в кухню. Я поспешно обогнала ее и рывком задернула шторы.
– Что произошло?
Голос у меня дрожал.
Амина посмотрела на меня своими прекрасными карими глазами с покрасневшими белками.