— Интересно, а почему его кормить так дорого? — поинтересовалась княжна.

— Мэра дочку знаешь? — спросил в ответ Заяц.

— Стозабаррель? Видели...

— Очень дракона любит. Каждый день приезжала, деликатес привозила. Поэтому дорого очень.

Башлык смотрел на потомка динозавров с каким-то особым, чуть ли не восхищенным выражением лица. Он даже подошел вплотную и бесстрашно заглянул чудовищу в глаза. Потом обернулся к Савицкому и сказал с уважением в голосе:

— Сильный дух. Но только злой, вроде мента.

Петр Алексеевич понимающе кивнул.

— В каждом звере свой дух сидит, — продолжал мальчик. — Добрый дух в лошади, в птице, в зайце. А в этом — самый злой дух. У нас таких нет.

— Опять первобытный анимизм, — шепнул Паша княжне. — Их бы с бонзайцами познакомить...

Но Вера не слушала. Она прошла к следующему вольеру и вдруг вскрикнула:

— Смотрите! Смотрите! Вот он! Бедненький кошончик!

Все поспешили к ней.

Ближайшим соседом варана оказался мини-пиг Коленька. Крошечный волосатый поросенок дрожал, забившись в дальний угол, и тщетно терся ошейником, в который его хозяин зашил ключ, о внутреннюю дверцу клетки.

— Освободить! Немедленно освободить! — Вера отодвинула засов, и Коленька с визгом кинулся к ней, как к родной матери. Княжна подхватила его и поднесла к лицу — поросенок весь поместился у нее в ладонях.

— Как же ты дрожишь! Намучился, бедненький, — приговаривала она, поглаживая жесткую шерстку.

— Еще бы не намучился, — заметил Паша, оглядываясь на варана. — С таким-то соседом. Он же тут жил, как Жозефина с Вованом в своей коммуналке.

— Бедненький! Надо тебя поскорее выпустить. Мсье Заяц, вы меня сможете провожать за ворота?

— Могу, да!

— Вера, погоди секунду, — сказал Петр Алексеевич. — Надо мэру записку написать.

Он достал блокнот и ручку, быстро набросал что-то, вырвал листок и засунул его поросенку за ошейник.

— Вот теперь идите. Будь здоров, Коленька!

Поросенок благодарно хрюкнул, прощаясь со своими спасителями, и Вера вслед за Зайцем вышла из барака.

— А может, мы тоже пойдем? — спросил Паша у Башлыка, снова оглядываясь на варана. — Там наш друг, наверное, уже всю траву скосил.

— Вы идите, а мне надо еще с главным духом поговорить, — ответил мальчик.

— С каким главным духом? Я тоже хочу!

— Ну, тогда смотрите.

Он подвел гостей к самому большому вольеру в конце коридора. Здесь был устроен небольшой искусственный пруд, который окружали растения в глиняных горшках. На берегу пруда возвышалось бархатное кресло с гнутыми ножками, перенесенное, видимо, из гостиной замка. Под креслом стояла старинная фарфоровая супница. Однако никаких заключенных в этой королевской темнице видно не было.

Башлык подошел вплотную к стеклу, сложил руки перед грудью и низко поклонился.

— Оп курый! — громко воскликнул он.

Ровная поверхность пруда дрогнула, и из воды показалась голова большой черной жабы.

Вид у нее был очень серьезный, выражение лица суровое. Жаба вылезла на берег и замерла, раздувая горло.

— Оба-на! Надо же! — Паша даже хлопнул себя по коленям. — царевна-лягушка! Красавица! Лягушка-лягушка, поцелуй меня в сахарные уста! Я неженатый!

Как ни странно, обитательница клетки отреагировала на эти слова. Она прыгнула поближе и стрельнула языком.

Башлык, увидев это, хлопнул Пашу по плечу.

— Ты хороший парень! Видишь, как она на тебя посмотрела?

Живой почесал в затылке:

— Да я вообще-то пошутил... Мне жениться рано.

— С ней нельзя шутить, — осуждающе покачал головой Башлык.

Он подошел к клетке, несколько раз поклонился и произнес длинную фразу на своем языке, часто повторяя слово «карапака».

Когда он закончил, Петр Алексеевич спросил:

— А что ты ей сказал, если не секрет?

— Это я спасибо говорю, что она Лиходумова сюда не пускает. Она здесь самый сильный дух, она нашей хозяйке... как это... двоюродная внучка.

— А кто ваша хозяйка?

— Мы зовем ее Карапака. Она с самого начала мира была. Мира еще не было, а она была. А потом Кудай пришел, бог то есть. А она его огонь добывать научила, на охоту ходить научила, кашу варить научила. А потом икру метать стала. Метнула икринку — Земля получилась. Метнула еще — звезды получились, планеты...

— Значит, земля — это икринка. Понятно. А в головастика она не превратится? — насмешливо спросил Живой.

— Правильно понимаешь, — серьезно ответил Башлык. — Когда Эра Головастика наступит, мы все другие станем. Друзьями будем, товарищами и братьями.

— А когда все это будет?

— Об этом только кам знает. Папа мой.

— Значит, жаба для вас — главное священное животное? — спросил Савицкий.

— Она не животное. От нее наш род идет. Поэтому мы самые главные, — гордо ответил мальчик.

— Да как же можно верить во всю эту ерунду? — не выдержал Живой.

Башлык не обиделся, а улыбнулся так, словно услышал речь неразумного ребенка.

— Вот когда тебе совсем плохо станет, попроси Карапаку помочь — тогда увидишь, что ерунда, а что не ерунда.

— Обязательно попросим, — пообещал Петр Алексеевич.

Почтительно поклонившись двоюродной внучке основательницы рода ненемцев, Савицкий и Паша в сопровождении странного мальчика вернулись в столовую.

Там они обнаружили Бабста. Научный консультант экспедиции сидел возле камина на тугом, тщательно завязанном мешке и от нечего делать тихонько наигрывал на гитаре. Перед ним на стуле стоял менделеевский аппарат. Машинка бодро тикала, а из крана в подставленный стакан исправно стекали прозрачные капли. Ненемцы поглядывали на Костю уважительно, а на его мешок косились со страхом.

— Ты, я вижу, времени даром не терял, — сказал Петр Алексеевич.

— Ага. Через полчаса начинаем эксперимент. А Вера где?

— Свинью выпускает. Да вот же она!

В комнату влетела радостная княжна.

— Вы представляете, он меня поцеловал на прощанье! Хрюкнул и ткнулся мордочкой! А потом побежал к ограде так быстро, как олимпийский чемпион!

— Ну, слава богу, — сказал Петр Алексеевич. — Значит, можно считать, что все дела мы сделали. Теперь давайте думать, как отсюда выбраться.

— А чего тут думать? — пожал плечами Живой. — Свинью мы спасли, значит, Шрек нас с распростертыми объятьями примет. Сейчас академик примет сто грамм, а потом берем мешок и идем к воротам. Вот и все.