Но Себранн не дал им задержаться надолго.

Снова взяв Алека за руку, он потянул его дальше: туда, где овраг переходил в маленькую лощину.

— Вы только гляньте! — воскликнул Серегил.

На расстоянии меньше мили они увидели уютный квадратик света, отбрасываемого сквозь окошко каким-то очагом. Подойдя поближе, они смогли разобрать очертания низкого каменного дома, окруженного такой же оградой. Ветер донес запах воды и коз.

— Как он узнал, что тут такое? — поразился Алек.

Серегил ревниво улыбнулся, глянув на рекаро.

— Не знаю. Может, у него там что-то вроде волшебной лозы?

Они очень осторожно подкрались поближе: все было спокойно.

— Разве в Пленимаре не принято держать собак? — прошептал Алек.

— Здесь их считают нечистыми животными, годными лишь для псовой охоты и для боёв, — объяснил Илар.

— Каких ещё боёв? — спросил Алек.

— Собачьих, ну или поединков с рабами.

— Будем надеяться, что тут таких нет, — отозвался Серегил. — Илар, заткнись и иди куда ведут.

Подкравшись к самому дому, они стянули несколько узловатых реп из усеянного камнями огородика и обнаружили большую голову вонючего сыра, хранившегося в закрытой бадье, оставленной на холоде. Они нашли и ведерко с водой и жадно припали к нему, чувствуя, как благодатная влага наполняет их пересохшие горла.

Алек утерся рукавом и обеспокоено оглянулся:

— А где Себранн?

Рекаро, обычно не отходившего от него ни на шаг, теперь нигде не было.

— Черт!

Серегил указал на дом, входная дверь которого была распахнута, бросая на двор длинную полосу света от очага.

— Илар, стой здесь. Алек, идем вызволять твоё… этого.

Они подкрались к открытой двери и осторожно заглянули внутрь.

Дом был очень скромным и состоял всего лишь из одной комнаты, на стенах которой были развешаны растяжки из шкур, а со стропил свисали куски вяленого мяса. Кроме нескольких грубой работы табуретов, там не было никакой обстановки, и создавалось впечатление, что всё семейство спало на соломенных тюфяках прямо на полу. Мужчина, женщина и несколько маленьких девочек сидели посреди груды одеял, в ужасе уставившись на Себранна.

Рекаро стоял на коленях возле единственного тюфяка, на котором кто-то лежал. Его головная повязка свалилась, и длинные спутанные волосы рассыпались по спине. Красный отсвет огня сделал его скорее белокурым, чем мертвенно бледным и придал лицу немного живых оттенков, однако, невозможно было не заметить того, что он очень необычен. Мужчина сложил два пальца в знаке, отвращающим зло, и бормотал, как заводной: "урга, урга", видимо приняв рекаро за демона или призрак. Изможденная девушка лежала на тюфяке перед Себранном. Серегил даже со своего места мог слышать, как тяжело она дышит, и обонять приторный запах больной плоти.

Наблюдая вместе с Алеком за Себранном, он увидел, как тот потянул нижний конец её рваного одеяла, обнажив почерневшую и раздувшуюся ногу.

— Он хочет вылечить ее, как тогда губу Илара, — прошептал Алек, двинувшись к двери.

Серегил ухватил его за руку и жестами показал: оставайся на месте. Смотри, чтобы всё было в порядке. Я поговорю сам.

Убедившись, что рукав надежно закрывает рабское клеймо, он ступил внутрь и поднял руки, показывая, что не собирается причинить им зла.

— Кто вы такие? — воскликнул хозяин с ужасным пленимарским выговором, а его жена торопливо наклонилась и прикрыла голову платком. У него были курчавые волосы и очень смуглая кожа, что говорило о вероятной примеси зенгатской крови. У малышек тоже были курчавые волосы, хотя их кожа была значительно светлее.

— Я всего лишь странник, — ответил Серегил, зная, что его пленимарский был как у горожанина с Запада. — Мы так рады встретить на пути ваш огонек. Прошу прощения, если мой спутник вас побеспокоил, однако, он целитель.

— Вот это бледное существо? — прорычал хозяин. — Что ему надо от моей дочери? Как вы попали сюда?

— Мы заблудились в горах.

Мужчина всё ещё недоверчиво смотрел на него, но Серегил не собирался отступать:

— Мой маленький друг, как собака, учуял здесь запах болезни и пошел на него.

На самом деле он подозревал, что это не было такой уж неправдой.

— Если Вы позволите, я думаю, он сможет помочь ей.

Человек хотел было возразить, но его жена что-то тихо и быстро зашептала ему, и он смягчился, глянув на умирающую девушку.

— Ну ладно, не думаю, что ей можно причинить ещё большего вреда.

— Что с ней случилось?

— Прошлой ночью, когда она гнала стадо, её ужалила каменная гадюка. Она кричала всю ночь, пока силы не оставили её. Если ваш маленький друг сможет помочь ей или хотя бы облегчить муки, просите нас о чем угодно.

— Мне нужна чашка воды.

— Она не может сделать ни глотка.

— Я знаю, но это нужно, чтобы получить лекарство.

Одна из маленьких девочек быстро окунула треснутую чашку в ведро. Серегил взял её с успокаивающей улыбкой и присел возле Себранна.

— Дай мне руку, — прошептал он, доставая кинжал.

Рекаро тут же отшатнулся, уставившись на длинное острое лезвие.

— Что ещё за игрушки? — воскликнул мужчина, подхватывая с пола свою дубинку.

Алек не выдержал: он ступил в комнату и направился к Себранну.

— Давай я сам всё сделаю.

Женщина поглядела на них из-за края своего платка и вскрикнула. Она открыла голову и подставила лицо свету камина.

— Вы ауренфейе, — сказал Серегил на своём языке.

Измученная тяжелой жизнью, с ввалившимися глазами, она все еще хранила остатки былой красоты своего народа. Под одним глазом у неё красовался огромный синяк.

— Была когда-то, — прошептала она. — Я сразу подумала, что Вы, должно быть тоже, а теперь, увидев мальчика…

Она вытянула правую руку, показывая им сложное, в форме цветка клеймо на своем предплечье, а заодно и синяки, оставленные грубыми ручищами.

— Я вольноотпущенница. Это мой муж, Карстус. А я — Тиель. Умоляю вас, вы и в самом деле можете помочь моей девочке?

— Надеюсь, что да, — Алек уколол палец рекаро и капнул в чашку. Всплыло два темно-синих цветка. Когда Себранн приложил их к больной ноге девушки, они оба исчезли, едва коснувшись горячей, неестественного цвета плоти. Он снова поднял палец над чашкой и сделал ещё один цветок. Его он приложил к её рту- случилось то же, однако на сей раз ее глаза проткрылись и она сонно повела ими, словно ища кого-то:

— Где мама?

Ее мать не сдержалась от вскрика радости и подползла поближе, хватая дочь за руку.