Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И зубы мне не заговаривай! — Глядя на матушку в упор, стражник покачивался с носков на пятки. — Знаю я таких, как ты, что мозги людям пудрят. Только со мной это не пройдет.
— Это ты уж сам потом решишь, — мирно сказала матушка и отвела копье в сторону.
— Слушай, я же предупредил… — зарычал стражник, хватая матушку за плечо.
В тот же миг ее рука произвела некий молниеносный выпад, который никто бы и не заметил, если бы уже через мгновение стражник не согнулся в три погибели, хватаясь за руку.
Матушка же, всадив булавку обратно в шляпу, решительно устремилась в ворота замка.
* * *
— Итак, приступим, — возвестила герцогиня, жмурясь от удовольствия. — Сначала Демонстрация Инвентаря.
— Да я тут вроде все уже посмотрела, — отозвалась нянюшка. — Сплошные «П», «Г», «Д» и «В».
— В таком случае нам остается только узнать, сколько еще ты сможешь развлекать нас непринужденной беседой. Флем, разожги-ка жаровню.
— Разожги жаровню, Шут, — приказал герцог.
Шут двигался как во сне. Он не был готов к такому повороту в судьбе. Пытка вообще представлялась ему малоаппетитным зрелищем. Он не принадлежал к той породе людоедов, которые смакуют хладнокровное истязание старух, а в преддверии истязания ведьмы, сопряженного с нагреванием крови до высокой температуры, Шут испытывал угрожающие спазмы дурноты.
— Не нравится мне это, — еле слышно просипел он.
— И правильно, — поддержала его нянюшка, которая славилась своим превосходным слухом. — Я запомню, что тебе это не понравилось.
— Не нравится что? — резко спросил герцог.
— Так, ничего, — ответила нянюшка. — Ну, вы долго? Я ведь еще не завтракала.
Шут поднес к жаровне зажженную спичку. Вдруг за его плечом шевельнулся неосязаемый сгусток воздуха, и спичка потухла. Шут выругался и попробовал зажечь другую. Однако, когда его дрожащие пальцы сумели донести ее до жаровни, эта спичка тоже нервно полыхнула и погасла, испустив струйку дыма.
— Пошевеливайся же! — прикрикнула герцогиня, перебирая инвентарь на подносе.
— Не хочет разжигаться… — пробормотал Шут, ибо и третья спичка, обреченно взмахнув огненными крылышками, померкла навеки.
Герцог вырвал спичечный коробок из дрожащих рук Шута и влепил тому хлесткую, утяжеленную перстнями пощечину.
— Я не допущу непослушания! — заорал он. — Рохля! Слизняк! Отдай коробок, ничтожество!
Шут отпрянул и побелел лицом. Некто незримый нашептывал ему на ухо слова, которые он тщетно пытался разобрать.
— Пшел отсюда! — процедил герцог. — И проследи, чтобы нас никто не беспокоил!
Споткнувшись о нижнюю ступеньку, Шут повернулся, бросил последний умоляющий взгляд на нянюшку и помчался из темницы. На пороге он остановился и, по привычке, выкинул на прощание озорное коленце.
— По большему счету, можно обойтись и без огня, — заметила герцогиня. — Огонь, так сказать, только добавляет жару… Итак, женщина, готова ли ты раскаяться?
— В чем? — не поняла нянюшка.
— Неужели я должна объяснять тебе то, что известно каждому ребенку? В измене своему королю.
Во вредоносной магии. В предоставлении убежища врагам короля. В краже короны…
Резкий дребезжащий звук заставил ее прерваться. Все трое посмотрели вниз. Со скамьи упал заляпанный кровью кинжал. Такое впечатление, будто некто немощный изо всех сил пытался сжать его рукоять, но в конце концов потерпел неудачу. До нянюшки донеслось крепкое ругательство, что слетело с невидимых уст призрака покойного монарха.
— А также в распространении ложных слухов, — завершила перечень обвинений герцогиня.
— Соль… соль в моей каше… — нервно отозвался герцог, пялясь на тряпки, которые обматывали его руки. Его не покидало безумное ощущение некоего непредусмотренного и постороннего присутствия.
— Если ты раскаешься, — сообщила герцогиня, — то тебе всего-навсего придется взойти на костер… Только, пожалуйста, не пытайся острить по этому поводу.
— А какие ложные слухи я распространяла? Герцог прикрыл глаза, но видения не торопились покидать его.
— Слухи, клевещущие о причине внезапной и прискорбной смерти короля Веренса.
Сгусток воздуха закрутился волчком.
Нянюшка склонила голову набок, как будто внимала каким-то не слышным ни герцогу, ни герцогине речам. И все же герцогу казалось, что ему и самому слышится звучание чьего-то голоса, похожего на вздохи в листве ветерка.
— Я никакой лжи не распространяла, — возразила нянюшка. — Я точно знаю, что это ты его заколол — кинжалом в спину. Дело было на самом верху лестницы… — Она умолкла, вновь наклонила голову, кивнула и продолжила: — Точнее, рядом с рыцарскими доспехами… с пикой… Ты сказал королю: «И если суждено сему свершиться, пусть же свершится все как можно скорее». После этого выхватил у короля его кинжал, тот самый, что валяется вон там, на полу, и…
— Лжешь!!! Свидетелей не было. Мы устроили все так, да и нечего свидетельствовать, не было ничего! — заверещал герцог. — Было темно, я помню какой-то глухой звук, но вокруг не было ни души! Я точно знаю, что никто ничего не видел!
— Умолкни наконец, Лионель! — презрительно рявкнула герцогиня. — Мы здесь одни, можешь не притворяться!
— Но кто ей сказал?! Уж не ты ли?
— Уймись. Никто ей ничего не говорил. Она же ведьма, а у ведьм, клянусь преисподней, нюх на подобные истории. Третья ноздря или нечто вроде.
— Третий глаз, — поправила нянюшка.
— Которого ты вскоре лишишься, женщина, если не укажешь на тех, кто еще, помимо тебя, располагает столь обширными сведениями, и если не будешь содействовать в некоторых наших начинаниях, — мрачно уведомила герцогиня. — А что ты выберешь, предсказать несложно. Можешь мне поверить, я в таких делах руку набила.
Нянюшка бросила взгляд по сторонам. В темнице стало тесно. Ярость, которая клокотала в короле Веренсе, настолько явно изливалась наружу, что стали видны его очертания. Король предпринимал отчаянные попытки поднять кинжал. В помещении колыхались и другие призраки, полустертые контуры — даже не привидения, а воспоминания, которые пропитали стены темницы за годы бесконечных мук и страха заключенных здесь людей.
— Моим же кинжалом? О негодяи! Заколоть меня моим личным кинжалом! — беззвучно произнес призрак короля Веренса, воздевая прозрачные руки, точно желая призвать обитателей инфернальной стихии в свидетели его безмерного унижения. — О, дайте мне сил…
— Ну что ж, — хмыкнула нянюшка. — Давай посмотрим, как все обернется.
— Тогда начинаем, — сказала герцогиня.
* * *
— Как ты сказала? — переспросил часовой.
— Повторяю, — повысила голос Маграт. — Я принесла в замок свои сочные яблочки. Ты что, плохо слышишь?
— Да у нас тут вроде не торговый ряд…
С тех пор как его напарник был помещен в лазарет, часовой изрядно нервничал. Поступая в охрану, он несколько иначе представлял себе эту службу.
Вдруг на него снизошло озарение.
— То есть ты никакая не ведьма? — воскликнул он, неуклюже перехватывая пику.
— Конечно, не ведьма! Ты сам разве не видишь?
От
