– Умри! – повелел Чарли, снова набрал золотую пыль и снова обрушил кулак на маску. – Умри, наконец! Умри и не возвращайся никогда!

Пальцы разбойника сгребли маску и сжали в кулак. Чарли с силой содрал маску с поверженного человека и отбросил в сторону.

Он видел его лицо однажды, но память не сохранила четкого образа, однако увиденное лицо стронуло и что-то еще в памяти Чарли. Что-то чрезвычайно черное и страшное, но крайне непонятное и намного более сильное, чем его ненависть. Ничем не удивившее разбойника лицо неожиданным образом напомнило о чудовищной тайне, сути которой Чарли даже не помнил.

На Чарли смотрели блеклые зеленые глаза из-под тяжелых, но распахнутых век. Тонкий нос и худощавое лицо были такими же бледными, как и маска. Тонкие усы придавали небольшому невыразительному рту толику мужественности. Таково было лицо, образовавшееся на черепе, под которым размещался мозг гения и опаснейший ум маньяка.

Лицо это вселяло чувство жалости и угрозы. Сквозь выражение мучений на лице джентльмена с красными конвертами постоянно пробивалась воля к превалированию над болью.

Чарли с безразличием поглядел в изучающие его глаза. А потом Чарли увидел раскачивающийся остаток цепи от люстры и хрипло посмеялся.

– Сейчас, – протянул он, поднимаясь на ноги.

Он без тени жалости стал обоими ногами на своего врага, засунул мешочек с золотой пылью обратно в карман и поймал цепь. Опустившись снова на одно колено, Чарли стал обматывать цепь вокруг тонкой длинной изможденной шеи мужчины.

Все еще откашливаясь, тот принялся пытаться скинуть разбойника в воду, но не мог. Он бил Чарли ногами, кулаками, размазывая по одежде разбойника собственную кровь, но Чарли все равно наматывал и наматывал петли, сдавливая горло своего врага до тех пор, пока цепь не натянулась от самого потолка клетки и не оборвалась где-то наверху.

Завязалась безмолвная возня. Превосходство ненависти над милостью.

Разбойник принялся душить его. Душить безымянное порождение собственных кошмаров, стягивать металлические петли вокруг бьющейся в ужасе головы. Джентльмен с красными конвертами протиснул пальцы между звеньев, чтобы хоть немного ослабить давление. На бледном лице выступили вены. Одной рукой он пытался схватиться за Чарли, но лишь слепо шарил рукой в пространстве. Разбойник весь дрожал от напряжения, все больше стягивая цепь.

– Джилкрист Чарльз Мидуорт третий! – вдруг истошно выкрикнул джентльмен, тщетно борясь с обвившейся вокруг шеи цепью.

– Что это еще за абракадабра такая? – насмешливо отозвался разбойник.

Обагренная кровью блестящая перчатка схватила разбойника за ворот и сжала его рубаху. Тусклые зеленые глаза с ненавистью и мольбой впились в лицо Чарли сквозь пелену наступающего помутнения. Но мольба эта была не о пощаде. Еще немного и цепь окончательно повредит ему горло, он никогда уже не сможет заговорить. А в последующее мгновение плоть покорится металлу, и жизнь покинет его. Он не успеет, он не поговорит с Чарли, вот в чем таился его истошный, но немой предсмертный крик.

Сквозь звенья было видно, как на его напряженной шее проступили кровоизлияния. Эти же звенья раздавливали пальцы его левой руки, он уже не мог ни пошевелить ими, ни выдернуть их из жующей металлической пасти. Впервые за долгое-долгое время, Чарли вновь оказался настолько жесток к нему и неумолим, а значит, был совсем близко от того, чего добивался джентльмен с красными конвертами.

В своей ненависти, агрессии и слепом страхе, Чарли повторял нечто, некогда происходившее, что уже делал и чувствовал много лет назад. Увидевший эти признаки джентльмен с красными конвертам повторил, выжимая последние остатки воздуха из легких и надеясь, что его слова проникнут несколько глубже обезображенного и запутанного сознания разбойника – он искренне надеялся, что слова эти отзовутся в душе Чарли.

Пальцы черной перчатки с треском сжали грязную мокрую рубаху разбойника.

Дрожащие губы выдавили последнюю мольбу:

– Вспомни, кто такой Джилкрист Чарльз Мидуорт третий…

Горящие черные глаза, искаженное болью и яростью чумазое лицо, облепленное мокрыми волосами, с триумфом нависшее над поверженным врагом, над проваливающимся в темноту, в бездыханную агонию джентльменом с красными конвертами, медленно, сначала совсем незаметно, стало разглаживаться под тенью обвисшей мокрой шляпы.

Сцепленные истрескавшиеся от частого пребывания на ветру губы разжались. Сдвинутые в злобе брови, едва вернувшись на свое обычное место, горько выгнулись и окрасили лицо разбойника тенью недоумения, а затем и печали. Руки, так жаждавшие почувствовать хруст под цепью, ослабли и соскользнули с ледяных звеньев.

Однако безумные глаза, будто принадлежавшие кому-то другому, вопреки действиям тела все еще продолжали таращиться на побежденного, силясь выжечь в голове джентльмена с красными конвертами смертоносную рану.

Но огонь безумия и жестокий азарт постепенно гасли во взгляде разбойника, и когда погасли совсем, Чарли застыл над побежденным врагом, не замечая ни его самого, ни новой волны разрушений в поврежденном механизме ловушки.

Во внезапно опустившейся тишине онемевшие от созерцания происходящего взгляды верных друзей напряженно приковались к разбойнику.

Все они замерли в ожидании исхода боя.

Доктор Джилкрист Чарльз Мидуорт III работал и вел исследовательскую деятельность в Госпитале Университетского Колледжа Лондона, где также проводил лекции. Это была чудесная, интригующая пора. Разгадка вопросов, которые ставил перед собой доктор Мидуорт, с каждым днем приближалась на шаг, и сколько бы подобных шагов еще ни пришлось сделать, в своих наблюдениях и исследованиях он приближался к описанию первопричин многих тяжелых болезней и открытию ряда новых методов, которые когда-нибудь позволят спасти множества безнадежно больных.

Его кабинет походил на склад химических веществ и биологических материалов и вне всяких сомнений являл собой результат многолетних научных исканий и образец упорядоченного беспорядка. Входившие не сразу могли разглядеть стол доктора Мидуорта сквозь узкие проходы между стеллажами, заставленными диковинными, порой, нетрадиционными для классической медицины исследовательскими приборами, журналами записей и стеклянными принадлежностями для хранения законсервированных органов, которые в них и хранились. Письменный стол доктора бочком примыкал к стене под высоким мутным окном, стол для опытов располагался правее под вторым окном. Светло здесь было только по утрам, а время доктор Мидуорт привык отмечать по движущимся теням на черепе висящего в углу скелета.

Стены кабинета украшали бабочки в рамочках под стеклом. Это была его единственная слабость, но дома их он не держал уже пару лет, с тех пор как женился на прекраснейшей молодой леди, с которой был знаком с детства. Их разница в возрасте была незначительной, но достаточной для того, чтобы в юношестве Джилкрист интересовался девушками постарше и не замечал красоты своей будущей избранницы до тех пор, пока ее красота не расцвела и не стала до того очевидной, что не замечать ее было бы уже глупо.