Есть в повороте темы о западных изданиях и другие явно фантастические сюжеты, напоминающие песню-пародию В. Высоцкого на советский детектив про «гражданина Епифана» и «батон с взрывчаткой». Речь идет прежде всего о воспоминаниях И. Каневской-Хенкиной, напечатанных вскоре после смерти Шаламова в журнале «Посев» в 1982 году (№ 3). Эта дама (никогда не фигурировавшая в круге знакомых Шаламова) писала: «В начале лета 1968 г., приехав к Шаламову, я взяла у него фибровый чемодан, туго набитый рукописями. Там были почти полностью "Колымские рассказы"… Последний раз я его видела перед отъездом из Советского Союза осенью 1973 г. на Даниловском рынке… Он снял у меня с пальца кольцо и надел себе на мизинец, на память».

Бредовый характер этих воспоминаний (имеющих и более буйные выплески фантазии) хорошо раскрыт современным исследователем[83]. Очевидным тут является лишь то, что И. Каневская-Хенкина взяла «фибровый чемодан» с рукописями Шаламова отнюдь не у самого автора, а где-то у «коллекционеров» его произведений, и, что главное, как можно полагать, именно она была передаточным звеном в предоставлении их издательству «Посев» и выпускавшемуся под его эгидой журналу «Грани». В «Гранях» начиная с 1970 года и стала осуществляться очередная пиратская и спекулятивная публикация «Колымских рассказов», которая принесла Шаламову наибольшие неприятности.

«Посев» и «Грани» имели в СССР одиозную репутацию изданий самой неприкрытой антисоветской и антикоммунистической направленности, что подтверждало и содержание их публикаций, а более всего то, что они напрямую поддерживались НТС — Народно-трудовым союзом русских солидаристов, осколком непримиримого крыла белой эмиграции, имевшим непосредственную поддержку от американских пропагандистских и разведывательных спецслужб.

Именно после публикаций в «Гранях» Шаламов попадает в «черные списки», именно в это время (1971 год) в недрах Главлита, главного цензурного комитета, возглавлявшегося П.А. Романовым и тесно связанного с КГБ, созревает секретная докладная записка в адрес ЦК КПСС, где говорится: «Буржуазные обозреватели всячески раздувают вопрос о так называемом литературном подполье в СССР, пытаясь внушить читателям мысль о "подлинной талантливости" таких его представителей, как Н. Горбаневская, В. Шаламов, В. Буковский и ряд других антисоветски настроенных авторов» (История советской политической цензуры. М., 1997. С. 583). Нельзя не заметить, что само появление Шаламова в этом ряду со столь однозначной политической оценкой свидетельствует о примитивно-полицейском подходе автора записки к любым западным публикациям: если писателя печатает «Посев», значит, он заведомо «антисоветский», и никого не интересует, как он туда попал и чем он отличается от «хулигана» В. Буковского или от лирико-политической поэтессы Н. Горбаневской, сидевшей в это время в психиатрической больнице за участие в демонстрации 25 августа 1968 года против ввода войск в Чехословакию…

Провокационную роль подобных публикаций (стимулированных отчасти «делами» Пастернака и Синявского—Даниэля, но имевших совершенно иную политическую и правовую подоплеку) хорошо понимали не только советские власти, но и сами авторы. Сложившийся в конце 1960-х годов ритуал «писем протеста» писателей против несанкционированных публикаций на Западе — а к подобным письмам прибегали Е. Евтушенко, А. Вознесенский, Б. Окуджава, В. Тендряков, А. Бек, А. Твардовский и еще ряд известных авторов — лишь формально подчинялся требованиям Союза писателей и стоявших за ним партийных структур. В большинстве случаев письма были искренними, поскольку речь в них шла о явно краденом товаре, использовавшемся в политических целях (так было, например, с поэмой Твардовского «По праву памяти», которая вышла в 1969 году в том же «Посеве», а также во французской «Фигаро», в грубом переводе белым стихом под названием «Над прахом Сталина», что не могло не вызвать негодования и публичного протеста поэта). Одно из таких протестных писем написал в «Литературную газету» и А. Солженицын в связи с изданием «Ракового корпуса», однако он обошел политическую сторону вопроса и свел проблему лишь к защите авторских прав (ЛГ от 26 июня 1968 года).

Но Шаламову в связи с появлением его произведений на Западе пришлось пройти гораздо более жестокие испытания. Судя по записям в дневнике, известие о публикации «Колымских рассказов» в «Гранях» дошло до него с большой задержкой: «К сожалению, я поздно узнал о всем этом зловещем "Посеве" — только 25 января 1972 года от редактора своей книги в "Советском писателе" (В. Фогельсона, который был редактором всех поэтических книг Шаламова. — В. Е.), а то бы я поднял тревогу и год назад».

Уже из этого ясно, что первый импульс «тревоги» исходил от самого Шаламова, а не от каких-либо партийных или литературных структур. Версия о «принуждении» писателя к письму в «Литературную газету» заведомо отпадает — речь шла об осознанной необходимости такого письма и о его форме, что опять же зависело от самого Шаламова. То, что Б. Полевой, редактор журнала «Юность», постоянно печатавший стихи Шаламова и за то уважаемый им, был посредником в этой истории и именно от него, по воспоминаниям И.П. Сиротинской, исходил совет: «Надо писать», — никак не свидетельствует о давлении на Шаламова — скорее, речь шла о консультировании, куда лучше обращаться. Подоплека, моральные и политические мотивы написания письма в ЛГ дополняются вариантами, сохранившимися в архиве: в них есть и наброски, адресованные секретарю ЦК КПСС П.Н. Демичеву, и первому секретарю Союза писателей Г.М. Маркову, и редактору «Литературки» А.Б. Чаковскому. Все варианты говорят о том, что Шаламов страстно негодовал по поводу западных публикаций и изначально склонен был к употреблению самых резких выражений: «О "Посеве" — в жизни не видел этого мерзостного издательства… Что им до того, что мои "Колымские рассказы" относятся к тридцатым годам, к времени сорокалетней давности… И Западу, и Америке нет дела до наших проблем. И не Западу их решать… Как ни трудна моя судьба, не эмигрантская сволочь будет мне ставить за поведение»[84].

Итоговое письмо, опубликованное в «Литературной газете» 23 февраля 1972 года, необходимо привести полностью:

«Мне стало известно, что издающийся в Западной Германии антисоветский журнальчик на русском языке "Посев", а также антисоветский эмигрантский "Новый журнал" в Нью-Йорке решили воспользоваться моим честным именем советского писателя и советского гражданина и публикуют в своих клеветнических изданиях мои "Колымские рассказы".

Считаю необходимым заявить, что я никогда не вступал в сотрудничество с антисоветскими журналами "Посев" или "Новый журнал", а также и с другими зарубежными изданиями, ведущими постыдную антисоветскую деятельность. Никаких рукописей я им не предоставлял, ни в какие контакты не вступал и, разумеется, вступать не собираюсь.