— Не боись, папашке я не скажу! — пообещала Амелия. — Хотя что особенного на самом деле — это ж травка, я ее лет с двенадцати у мамаши таскала… А она даже и внимания не обращала, ей не до меня было. Да и вообще, в Калифорнии ее разве что грудные младенцы не пробовали… Но папаша мой не понимает — «наркотики… наркотики!», — передразнила она дурацким голосом. — Он из Новой Англии, как ты, такой же весь из себя правильный. Наверное, поэтому вы так быстро спелись. — Махнула рукой, стряхнув пепел мимо пепельницы.

— Ну что, полегче тебе?

— Черта с два! Болит как не знаю что! Только знаешь — будто…

— Робинзон-четыре, мистер Берк, ответьте! Прием! — ожила рация голосом Цолля. Филипп рванулся к ней, нажал кнопку.

— Это Берк. Слушаю вас. — Подумал: «Наверное, спасатели уже пробились!»

— Как состояние госпожи фон Вальрехт?

— Не очень хорошо. Скоро уже прибудут спасатели?

— М-мм… у меня для вас не слишком хорошие новости. Дело в том, что полчаса назад сошла еще одна лавина. Как раз туда, где работали наши люди. Расчищенное место снова завалено, вся техника…

Сердце Филиппа колотилось так, будто хотело проломить ребра. Только сердце и холодные колкие мурашки по спине, все остальное застыло в каком-то ступоре, не было сил ни шевельнуться, ни выговорить хоть слово.

— …Там ведутся поисковые работы, — продолжал Цолль, — двое спасателей остались где-то под снегом. В общем… вам придется еще немного подождать.

— Сколько?

— Не знаю. Сейчас мы ищем какие-то альтернативные способы эвакуировать вашу спутницу.

— Но можно же, наверное, вертолетом нас забрать! Или хотя бы ее.

— В таких метеоусловиях вертолет не может лететь, тем более ночью. Когда рассветет, можно будет попробовать.

— Но до рассвета еще девять часов! Поймите, ей все хуже и хуже становится! — Он не мог сказать напрямую при Амелии то, что крутилось в голове: «Она может просто не дожить до утра!»

— Повторяю — мы сейчас ищем другие способы ее эвакуации. Я скоро свяжусь с вами. Конец связи!

Щелчок — и хриплый смех, раздавшийся сзади, так неожиданно, что Филипп вздрогнул.

— Похоже, суждено мне в этой дыре загнуться. А… ч-черт!

Он обернулся — Амелия кривилась, держась за живот.

— Интересно, а папашка, когда я помру, на похороны приедет, приличия соблюдет? Хотя, наверное, он меня на семейном кладбище захочет упокоить…

Кажется, марихуана наконец подействовала.

Подумав несколько секунд, Филипп снова нажал кнопку «Передача».

— Это Робинзон-четыре, центр, ответьте!

— …Упокоить — и одной заботой меньше! — продолжала вещать Амелия. — Ему всегда на меня наплевать было…

— Слушаю вас, мистер Берк, — отозвалась диспетчер.

— Я хочу, чтобы вы немедленно связались с отцом госпожи фон Вальрехт.

А что может сделать Трент, когда счет идет на часы? Но, может, что-то и сможет… Он продиктовал телефон, который помнил наизусть, потом еще один, краем уха слушая излияния Амелии:

— …Они когда развелись, и мы с мамашей в Калифорнию уехали, я ей там была тысячу лет не нужна. И я все мечтала — может, он меня обратно к себе возьмет?! Не-ет, куда там!..

— Хорошо, мистер Берк, я сейчас этим займусь.

— …У меня в поместье пони остался…

— Конец связи.

— Классно ты это придумал — с косячком! — сообщила Амелия, когда он подошел к дивану.

— Что — меньше болит?

— Боли-ит! Только мне на эту боль насрать стало. И на все насрать. И подохну — тоже насрать. Дай еще косячок!

На ее заострившемся бледном лице повисла странная гримаса, похожая на веселую улыбку, если бы не глаза. Несчастные, жалкие, испуганные, они, казалось, кричали: «Ну сделай же что-нибудь!»

Филипп надеялся, что она не видит, что ему тоже страшно. Не просто страшно — он был в панике.

— Не дам. И хватит этих глупых разговоров, от тебя уже уши вянут!

— Робинзон-четыре, прием! — позвала диспетчер из рации. Голос у нее был совсем молодой, чуть ли не как у подростка, и Филиппу почему-то на миг представилась худенькая девушка-старшеклассница.

— Слушаю вас, центр!

— Я сейчас звонила мистеру Тренту. Но там никто не отвечает. А по другому телефону ответила секретарша, сказала, что он перезвонит часа через три.

— Я же говорю, ему насрать! И так мне и надо! — громогласно выдала Амелия новое «откровение».

— Вы объяснили, что это насчет его дочери?

— Да, я все объяснила. Герр Цолль хочет с вами поговорить.

— Мистер Берк? — перехватил микрофон Цолль.

— Да, я слушаю, — отозвался Филипп.

— Мы вызвали из соседнего района группу спасателей. Они поднимутся к вам по склону. В составе группы будет врач, он сможет оказать госпоже фон Вальрехт первую помощь. Потом они попытаются переправить ее вниз, на шоссе.

— Вы имеете в виду склон в восточной части долины?

— Да. Его внизу пересекает двадцать девятое шоссе — оттуда они и пойдут.

— Сколько времени это займет?

— Группа будет на месте часа через полтора. Сам подъем займет около двух часов — там около пяти километров, вверх, по глубокому снегу.

Филипп мгновенно прикинул: полтора часа, пока группа окажется на шоссе… подъем… Спуск — правда, вниз, но с грузом — тоже часа два, не меньше, да и не смогут спасатели сразу же обратно идти, им надо хоть немного передохнуть.

— Получается, что в больницу она попадет не раньше чем через семь часов.

— Да. К сожалению, больше ничего другого я вам предложить не могу.

— Я понял. Конец связи.

Он отошел к дивану, присел на корточки.

— Ну что — все слышала?

— Все, — мрачно подтвердила Амелия. — Жила глупо — и подохну глупо… Все один к одному, блин! — Голос ее на последнем слове сорвался, словно она еле сдержалась, чтобы не всхлипнуть.

— Ну… ну чего ты, — Филипп погладил ее по лицу. — Все будет в порядке.

Она повернула голову, зажмурилась и привалилась к его ладони погорячевшей щекой. Сказала, не открывая глаз:

— Да перестань… Ты же сам понимаешь…

Наступило молчание. Оно давило со всех сторон, забиралось комком в горло, не давая нормально вдохнуть, звенело в ушах…

Семь часов — она не выдержит столько! Семь часов медленной агонии, боли и страха — и медленно дергающейся по кругу стрелки, которая будет неумолимо отстукивать свое «Ждать… ждать…»

— Филипп… — Амелия с трудом разлепила спекшиеся губы, — а ты меня будешь вспоминать… хоть иногда?