Их книги очень четко показывают: они несут в себе то общее, что объединяет коммунистов, политический строй СССР, официальную идеологию Советского государства и русских туземцев (да и вообще всяких туземцев). Русские деревенщики были и остались лютыми врагами индустриального общества и порождающей его европейской цивилизации. Главное, что им не нравилось в европейцах, – это даже не жизнь в больших городах. Еще большее раздражение вызывало право на личное развитие, индивидуальность, собственный выбор поведения и судьбы. Этого они не терпели, с этим явлением яростно боролись.

Они совершенно не видели, что в современном мире вредна и опасна сама по себе идеология «коллективизма» под псевдонимами «соборность» и «общинность». Они охотно сохранили бы эту самую общинность во всей красе, но так же охотно сменили бы официальную идеологию СССР на более приятную для себя. Чтобы царил не марксистский культ пролетариата, а что-то более национальное, в духе Третьего Рейха, и притом более деревенское по форме.

Не распустить колхозы – а переименовать. Не «Заветы Ильича», а «Завещание Александра Освободителя», или «Заветы Солженицына». И чтобы не пионерская организация бабушки Крупской, отряд имени Павлика Морозова – а казачьи разведчики атамана Платова, отряд имени Ермака Тимофеевича. Читатель может вставить любые другие имена – от имен совершенно не изменяется суть колхозов, организаций и отрядов.

Оставаясь очень советскими людьми, деревенщики были оппозиционерами – но приемлемыми для ЦК и КГБ. Так сказать, оппозиция в рамках системы. И ничто не мешало В.П. Астафьеву сделаться собутыльником половины ЦК, а высшим партийным бонзам искать общества Астафьева как хранителя некой народной правды, носителя родственной идеологии… которой, может быть, еще и придется воспользоваться.

Последнее – вовсе не покушение на злую иронию, не издевка. В 1970-е и особенно в 1980-е коммунистическая идеология напоминала сдувшуюся автомобильную шину. Философов с учеными степенями созывали на закрытые семинары и сулили буквально все, что угодно – хоть квартиру в Москве и дачу на Черноморском побережье – тому, кто сумеет выдвинуть лозунги, привлекательные для молодежи. Читатель постарше вполне может помнить и перлы, рожденные на этих семинарах – в духе «за себя и за того парня», или «экономика должна быть экономной». Помнит читатель постарше и воздействие этих лозунгов на общество – нулевое воздействие, прямо скажем.

В этих условиях идеология, провозглашенная деревенщиками, и впрямь вполне могла бы пригодиться. Есть серьезные исследования, показывающие: даже и непременно пригодилась бы, да только советской власти просто не хватило лет двадцати…

Ведь основная мысль, которую пропагандировали деревенщики во всю силу своих талантов, проста: человек должен всегда, всю жизнь принадлежать к той общности, в которой родился. Безнравственна даже самая мысль, что можно жить и без этой общности, что можно не хотеть ее, не чувствовать себя связанным с ней тысячами нитей. Тот, кто не испытывает этой связи, – уже негодяй и совершает, говоря словами Дж. Оруэлла, «мыслепреступление».

Тем более пытаться как-то ослабить или оборвать эту связь, жить вообще вне данной Богом общины – это безнравственно до полного извращения всех человеческих понятий.

Община и правда была для деревенщиков пределом общественного развития – ведь люди ни в коем случае не должны выделяться, отделять себя от данной Богом общности. Именно что данной Богом! Ведь даже выбрать другую общину вместо этой данной свыше – преступно. Сама возможность выбора своего места на земле уже осуждалась.

Вторая идея, почти такая же важная – это идея гармонии человека с природой. Якобы деревенские люди умели не брать в природе больше, чем минимально необходимо, берегли лес, животных и растения, не разрушали почвенного слоя.

По факту это совершенно неверно – традиционное хозяйство тоже разрушало почву и губило природу, хотя и медленнее интенсивного европейского хозяйства.

Третья идея – это идея гармонии в общине, в семье, в отношениях между людьми. О том, какова была эта «гармония» в реальной жизни, на чем основывалась и как проявлялась, тоже можно много чего сказать… Но для деревенщиков была очень дорога мысль, что такая гармония в старой деревне была – а потом горожане с их прогрессом и прочими вредными выдумками эту гармонию похерили.

Идеал сельской гармонии человека с природой, гармонии в обществе и в семье выражен в книге В. Белова «Лад» [151].

Из книги в книгу деревенщиков ходят образы стариков, воплощающие в себе несколько этих нехитрых туземных идей. Особенно хорошо получаются у них сельские старухи, которых сыновья перевозят в город, но они физически не могут жить вдалеке от родных деревенек и через считанные недели рвутся обратно. Эти несчастные люди пользуются полным сочувствием и пониманием авторов, это своего рода образцы: как надо чувствовать.

На другом полюсе оказывается зловещий, невыразимо отвратительный горожанин. Особенно мерзкие фигуры горожан получались почему-то у В.П. Астафьева. У него если горожанин появляется в деревне – это обязательно какой-нибудь негодяй, подонок, личность ничтожная и презренная. И уж конечно, этот горожанин обязательно учудит какую-нибудь несусветную гадость!

То он что-нибудь подожжет, то изгадит, а то заведет в тайгу и бросит там на погибель местную красу-девицу. Любой бывалый человек, ходивший по тайге, знает – заблудившимся выходить вдвоем намного легче; этот тот случай, когда полезен «коллективизм». Разумеется, об этом знал и Астафьев, но горожане в его фантазиях действовали вовсе не логически, а совершенно иррационально, и бросали девиц исключительно по своей скотской сущности.

В царстве традиции

Интересно – если хоть как-то описывалась биография этого гадостного горожанина, то он всегда оказывался недавним переселенцем в город. Так сказать, перебежчиком, «предателем». У Астафьева таких образов нет, но у Абрамова встречаются положительные образы горожан – скажем, потомственных врачей… Стоп! Вот оно, самое важное!

Деревенщики, при всей их ненависти к городу, осуждали даже не горожанина самого по себе… Городской человек им враждебен – но мало ли на земле общин и традиций, далеких от традиции крестьянской Руси? Каждый имеет право жить в своей традиции, быть верным своей общине… Но что это я?! «Имеет право»?! Нет! Каждый человек должен жить в своей народной традиции, обязан быть верным своей общине. Его нравственный уровень, его честь, его порядочность определяются не тем, насколько хорошо то, чему он верен… А самой верностью.

Много раз в разговоре с деревенскими людьми я испытывал это на себе: они очень спокойно воспринимали принадлежность к самой враждебной для них религии, общине или нации… Но при условии, что эта принадлежность – не тобой выбрана.

Если ты сам решил быть католиком или буддистом, – ты плохой человек, предатель, потому что родился в православии, а потом изменил, отступился.

Но для поляка быть католиком – правильно и естественно, как и для бурята – быть буддистом. Поляк и бурят вполне могут быть хорошими, правильными людьми, если верны своим традициям, отстаивают их и готовы за них умирать.