Удача Карла оказалась пагубной для остальных европейских лидеров, которых обошел и перехитрил целеустремленный правитель, намеревавшийся увеличить свою власть. Благодаря своему богатству и влиянию он занимал совсем иную позицию, нежели Генрих VIII Английский, чье положение было плачевным.

Его доходы были ничтожны по сравнению с доходами церкви в его же стране, не говоря уже о испанском покровителе. Генрих, по словам венецианского посла в Лондоне, «имел очень красивые икры» и причесывал короткие прямые волосы «на французский манер». У него было круглое лицо, «такое красивое, что подошло бы и хорошенькой девушке». И он не мог выбрать времени хуже, чтобы начать разбираться со своими домашними делами[920].

Когда Карл V стал управлять большей частью Европы и папским двором, Генрих стал настаивать на аннулировании своего брака, чтобы иметь возможность жениться на Анне Болейн. Эта женщина, по словам одного из современников, «не была красивейшей женщиной в мире», однако у нее были потрясающие глаза, «черные и красивые». Это было безрассудно хотя бы потому, что отвергнутой женой была не кто иная, как родная тетка Карла V, Екатерина Арагонская[921]. В ходе переворота, который последовал за папским отказом санкционировать развод, король Англии не только вступил в схватку с папством, он выступил против богатейшего человека в мире, хозяина континентов.

Увеличение значения Испании в Европе и ее стремительное расширение в Центральной и Южной Америке были сродни чуду. Значительный рост богатства, власти и возможностей позволил Испании превратиться из провинциального государства, которое находилось не на той стороне Средиземноморья, в силу мирового масштаба. Испанский летописец писал, что это было «самое великое событие со времен Сотворения – несколько иное, нежели воплощение и смерть Творца»[922]. Другому летописцу было совершенно ясно, что сам Бог показал испанцам «провинции Перу, в которых были сокрыты огромные сокровища из золота и серебра». Будущие поколения, как говорил Педро Мексия, не поверят, какие огромные запасы этих драгоценных металлов были найдены[923].

За открытием Америки последовал приток рабов, которых привозили на рынки Португалии. Португальцы, закрепившиеся на островах Атлантики и побережье Западной Африки, знали, как дороги были европейские поселения. Такие поселения не всегда оказывались экономически выгодны, к тому же создать их было достаточно сложно. Убедить семьи расстаться со своими любимыми было тяжелой задачей, а высокая смертность и тяжелые условия жизни в новых землях делали ее еще сложнее. Поэтому было принято решение отсылать сирот и осужденных насильно в такие места, как Сан-Томе, а также использовать систему льгот и стимулов, например, предоставлять поселенцам «личного раба мужского или женского пола». Это могло помочь сформировать основу, на которой уже могла быть создана административная система[924].

В течение трех десятилетий после путешествия Колумба испанская корона официально регулировала работорговлю из Африки в Новый свет и давала лицензии португальским купцам, чьи сердца и умы были закалены опытом работорговли целых поколений[925]. Спрос в регионе был просто фантастический, в основном из-за того, что насилие и болезни сильно сократили среднюю продолжительность жизни. Так же как и в случае с всплеском в исламском мире в VIII веке, концентрация богатства в одной части света сильно повышала спрос на рабов из другой части. Богатство и неволя шли рука об руку.

Это было незадолго до того, как африканские лидеры начали протестовать. Король Конго отправил целую серию прошений королю Португалии, в которых осуждал рабство. Он протестовал против того, что молодых юношей и девушек, включая отпрысков из знатных семей, похищали среди белого дня для дальнейшей продажи европейским торговцам, которые затем клеймили их раскаленным железом[926]. Португальский правитель ответил, что ему стоит перестать жаловаться. Конго – большая страна, которая могла себе позволить лишиться некоторых жителей. В любом случае он получал хорошую прибыль, в том числе и от работорговли[927].

Некоторые европейцы осуждали работорговлю и концентрацию на извлечении выгоды из открытых земель. Хотя идея восстановления Иерусалима отошла на задний план, на ее месте возникла идея евангелизации[928]. Европейские поселенцы в Южной Америке, писал со злостью один иезуит в 1559 году, «не могли понять», что целью колонизации «было не обрести золото или серебро, или заставить людей строить мельницы, или… привозить богатства (домой)… это делалось для прославления католической веры и спасения душ»[929]. Смысл был в том, чтобы распространить слово Господне, а не заработать денег. Это был явный отголосок протестов христианских миссионеров, путешествовавших по торговым путям и поселениям южной России и Центральной Азии столетиями ранее, которые жаловались на то, что концентрация на торговле отвлекает от более важных вопросов.

В случае с Новым светом были серьезные основания для жалоб на игнорирование важности духовных наград. Золото поступало в Испанию в таких количествах, что середину XVI века некоторые описывали как возвращение эпохи легендарного царя Соломона.