оно фиксируется и записывается на конкретного человека. Это зачтется при переаттестации. А оперативная работа – требует времени и по сути представляет из себя поднятие гемора и себе, и следователю и прокурору на ровном месте. Никто не хочет иметь на земле опера, который раскапывает неочевидные преступления и заставляет возбуждать по ним уголовные дела с неясной перспективой. Ведь очевидное преступление – оно на то и очевидное, его надо просто оформить, оно имеет хорошую следственную и судебную перспективу. Неочевидное – оно всегда геморное. Доказательств мало, преступника установить сложно, если вообще возможно, хорошая перспектива висяка и проблем у всех. А раскрытие – все равно, одно раскрытие, пусть ты пьяницу изловил, который соседа убил за бутылку, или целую мафию раскрутил.

Вот и получается, что по простому и очевидному система работает исправно. Тот же следак – если даже преступление и очевидное, не поленится выписать пару поручений знакомому и послушному оперу, чтобы и тот получил себе «раскрытие» и смог нормально переаттестоваться, получить нормально очередное звание, повышение. А вот что касается неочевидного… коррупции… разборок… деятельности мафиозных структур – никто это не копает и не будет копать. Просто потому что не копать – проще, чем копать.

Но у каждого есть своя черта. Вот, полковник Терещенко получил информацию о том, что совершено убийство отставного полковника милиции, причем убийца – другой офицер милиции в отставке, а мотив – связи с организованной преступностью. И он знал, что это, скорее всего, правда, просто потому что это нацелено все против Лома, и Лом хочет использовать полицию, чтобы нанести удар по своим врагам. И это плохо – но убийство, есть убийство. И помощь в раскрытии есть помощь в раскрытии, вне зависимости от того кто и зачем ее оказывает.

– Должны, – сказал он, – это называется источники. Источники пишут расписки о сотрудничестве с органами.

…

– Написать не желаете?

– Я что, повод давал?

– Ну повод, не повод, но информацию давали.

– Забудь, полковник.

Терещенко усмехнулся.

– Увы, не могу. Мне вот только непонятно, а почему вы мне- то это все сообщаете?

…

– Решили за полицией укрыться?

Удар ушел в пустоту.

– Решил, – кивнул Лом, – как и всякий гражданин, у которого проблемы. Разве полиция не для того вообще создана?

– Вы – не всякий гражданин.

– А почему? Какой я гражданин, если не «всякий»?

– Не юродствуйте.

– И не думаю.

Ломов помолчал немного.

– Марков был человеком, из-за которого я не сел в девяностые. Хотя мог бы и не раз.

…

– Нет, не потому, что он брал взятки. Он всегда был честен. Даже когда был нечестен.

…

– Если его тупо закопают в лесу, это будет неправильно. А если я буду знать его убийцу и промолчу – это будет дважды неправильно.

***

Вернувшись на свое рабочее место, Терещенко думал какое-то время. Потом вызывал одного из своих оперов – Каширина, которому он мог доверять, и который, по отзывам коллег, – без мыла в ж… влезет.

– Оформляй командировку, – сказал он, – езжай в Калинин.

Он написал на листке бумажки установочные данные.

– Выясни. Марков Степан Леонидович. У кого дело об исчезновении, в каком направлении оно идет. Оттуда мне отзвони.

– Понял.

– Оружие у тебя ведь на постоянке?

– Да.

Опер настороженно посмотрел на него.

– Возьми с собой. И Кору тоже получи.21

Каширин хотел что-то сказать. Но ничего не сказал, только кивнул.

***

Каширин отзвонил быстро, голос у него был мягко говоря удивленный.

– Дела нет, шеф.

– То есть как – нет?

– Нету. Оперативная информация есть, а дела нет. Заявления нет, вот и не возбуждают.

Совсем оскотинели. Бывший начальник областного УГРО пропал, а они заявления ждут. Совести ни грамма нет.

– Кто у них там, Корякин? Оставайся там, я перезвоню.

***

О том, что пропал бывший начальник областного УГРО – Терещенко сообщил его начальник, генерал Кузьмин. При этом, по его данным, к пропаже была причастна ОПГ Центр. Но он никак не думал, что по факту даже дело не возбудили. Никак не думал.

***

К концу дня дело возбудила прокуратура, причем Терещенко удалось добиться, чтобы в оперативное сопровождение назначили областной, а не местный розыск. Это все восприняли с пониманием – все же бывший начальник областного розыска… дело чести и все такое. Генералу Терешенко ничего не доложил – в случае чего, позиции у него были крепкие: вы же поручили, вот я и работаю. Каширин остался на месте, наверняка кляня начальника, но теперь он мог официально получить поручение от следователя и работать.

А сам Терещенко – пошел искать истину совсем в другое место.

В архив.

**

Архив в любой организации – больше чем просто архив. Хотя бы потому что там работают дамы, а в мужской по сути организации это немаловажно. С другой стороны, если ты хочешь узнать много и узнать правду, то один из вариантов – это разговорить именно архивисток. Они помнят многое.

Если получится разговорить.

По пути – уже темнело, вот-вот загорятся фонари, – полковник завернул в магазин, купил чай, коробку конфет большую. Подумав, взял еще большую банку кофе. Когда он начинал, кофе был универсальным подарком. Сейчас, конечно, все сильно не так, кофе стал просто кофе, они брали на отдел в больших, килограммовых упаковках и выходило копейки. Но для старой гвардии банка кофе в подарок – это приятно…

Он остановил машину в Заречном районе – район был старый, тут строили сначала бараки, потом старые, еще четырех, а не пятиэтажные хрущовки. Бараки снесли и заменили безликими монолитами – а вот хрущобы остались. Осталась даже столовая, тогда обязательно строили на микрорайон рабочую столовую.

Место это считалось небезопасным. Район ПКА – повышенной криминогенной активности. Полковник с маху различал такие, приметы всегда одни и те же. Магазин «Красное и белое», на стенах объявления про «материнский капитал наличными» и «выведение из запоев». И обязательно – ломбард. Полный набор – все тут и было.

Полковник ощутил укол совести. Он-то сам получил трешку на четверых в новом монолите, построенном совместно с администрацией – а учитывая, что его постоянно не было дома, – трешку на троих. Да и… трешка сейчас и трешка тогда – большая разница, они снимали одно время аж четырехкомнатную в хрущовке, он запомнил ее метраж – шестьдесят. Сейчас у его трешки – девяносто, он тоже это помнил, потому что приходили счета за отопление и содержание дома. А подполковник милиции Карлинская – в свое время получила двушку вот в такой вот хрущобе. Тоже на четверых.

И ведь