Действительно, обычно слова мудрого очень просты для понимания, и нет в них никакой сложности, и то, что сказано сейчас, тоже совершенно прозрачно, просто и понятно. И если ты хочешь понимать, сказанное тебе, просто понимай и делай. Именно понимай просто. И если ты просто понимаешь, не навьючиваешь на них свою внутреннюю хитроумность и привычную путаницу, необходимую тебе, чтобы уходить от своих внутренних сложностей и трудностей, тогда и действовать тебе в соответствии с такими речами тоже просто и легко.

Вот в том-то и главная трудность, что ты понимаешь не мудрые речи, а тщетно ищешь отражение своего собственного Я в этих речах. Ищешь тщетно, но всегда находишь эту самую черную кошку в темной комнате, кстати, точно зная, что ее там нет. И она появляется, и ночью все кошки серы, а там дальше все равно, какого цвета кошка, лишь бы мышей ловила. И кошка ловит мышей, несуществующая кошка ловит несуществующих мышей. В чистом виде Льюис Кэрролл и «Алиса в Зазеркалье» с полным набором всех несуразностей и нелепиц обычного мира обыденного сознания.

Потому никто не способен понимать речи мудрых, и никто не способен вести себя в соответствии с содержанием этих речей.

Речи обязательно имеют в основе своей движение, и так как многие слова этой книги соотносятся с состоянием древности, то можно говорить, что во всех этих словах ее прародитель, в основе их лежит очень ощутимая древняя сущность, которая в делах проявляется как господин, которому служат эти дела. Ибо в делах всегда есть направляющее или управляющее начало, которое можно назвать начальником. И делами своими ты служишь этому господину, так как внутри себя постоянно соотносишь свои действия с обликом и ощущением некоей сущности, которая и определяется как господин в этом деле.

А ПОНИМАНИЕ РЕЧЕЙ и желание действовать не в соответствии с речами вытекает из того, что люди никогда и никого не слушают, слушают они в основном себя, и в чужих словах ищут лишь отражение себя, а не кого-то другого. Людям всегда необходимо подтверждение их особости, признание их несомненных заслуг, и именно этого они ищут для собственного оправдания во всех мудрых словах.

За своим собственным отражением, которое идет впереди всех действий и движений сознания обыденных умов, ничего больше ясно не видно. И взаимодействуют люди в миру обычно со своим отражением, а не с действительными личностями, отличающимися от них.

Потому способные действительно понимать себя, а следовательно, и речи мудрых, редки и ценны. Ибо понимание самого себя позволяет понимать и другого, а именно это и обладает особой ценностью, и потому такие люди, как говорится, дорогого стоят.

Принимая во внимание подобное устройство человеческого общения, мудрый человек облекает себя а, следовательно, и все свои внешние выражения, включая речи, поступки, обращения, сновидения, думы, переживания, и прочую шелуху и мишуру, столь ценимую обычными людьми, в подчеркнуто грубые покровы, ткани, стены, цвета, запахи, выражения, зеркала. И делается это для того, чтобы под ними скрыть от прямого и, в общем-то, не слишком вдумчивого и замысловатого взора, истинное свое содержание, которое подобно драгоценному нефритовому предмету. А драгоценный нефрит непостижим для посредственности. Необычный камень, да и только. В лучшем случае предмет для вложения денег. Так что истинные драгоценности нужно укрывать дерюгой, а не кутать их в парчу.

Речи мои очень легки для понимания, очень легки для осуществления.

А в мире никто не может их понять, и никто не может действовать по ним.

В речах есть прародители речей, а в делах есть господа дел.

И нет совсем этого понимания, потому что всегда понимают не меня.

Те, кто понимают меня, редки.

Те, кто следуют мне, дороги.

Руководствуясь этим, мудрый человек одевается грубой тканью, а за пазухой у него нефрит.

Да уж, трудно не понять, когда говорится, что ничего за словами, кроме сказанного, больше и нет. «Я» имеет в виду, лишь то, что «я» имеет в виду. Только нужно понимать, что есть Я, а есть я. Условно говоря, одно пишется с большой буквы и подразумевает особый уровень осознанности самого себя, а второе пишется с маленькой буквы и осознанности вообще не подразумевает. И когда маленькое я пытается понять большое Я, то оно и не пытается ничего понимать, а заранее знает все, что это другое Я может ему сообщить, и, главное, оно смотрит глубоко и проникновенно, проникая в такие глубины, которых у этого второго Я в речах и высказываниях, вообще нет.

А речи текут из истоков, как речки, и дела все направляются начальниками дел, которые над делами господствуют. И если собственных истоков у я нет, а есть только размазанный по поверхности отраженного мира нелепый образ, вечно в страхе жалующийся создателю на создателя и требующий особого к себе внимания и отношения, тогда нечего и ждать, что можно увидеть, услышать, понюхать почувствовать прямые указания на правильные действия и дела.

Так что не нужно думать, что кто-то пытается действительно понимать самого себя, ибо понимание самого себя приводит тебя к отталкивающему набору образов. Не обязательно он отвратительно выглядит. Так же как плохой запах, укрытый плотной завесой химических средств, почти не пробивается через отвлечения, испачкавшие настоящий воздух еще больше, чем первичный неприятный запах, так же и облик этот обычно укутан прекрасными тканями, коллажами из глянцевых журналов, телепрограмм, сериалов, и прочей внешней чешуей, но, однако, через всю внешнюю красоту проглядывает ветхая безнадежность и отчаяние внутренней пыльной пустоты обыденного отсутствия настоящих ценностей и целей.

Понимающие эту свою сущность себя редко встречаются на улицах моего мира, трудно найти отражение себя, не прикрытое глянцем внешних красот. И редкость эта особенно ценится, когда подобное отношение заставляет Я следовать путями мудрых, совершая поступки и осмысленные действия.

ВЕДЬ ОБЫЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК – как слоеный пирог с перемешанными слоями, а слоев насчитывается числом 6 и 12. Это побуждения человеческие, идущие вовне и вовнутрь личностного пространства. Есть побуждения честно и открыто выражаемые вовне для других людей. Есть побуждения, подразумеваемые вовне для других людей. Когда они выражаются, всегда имеется в виду, что слушающий из без прямого указания на предмет разговора, поймет, что подразумевается и что действительно имеется в виду. И наконец, третий слой выражения – это тайные помыслы и побуждения. Они тоже высказываются скрыто, но с тайным вожделением ожидаемого понимания, о котором и просить нельзя и про которое желательно даже и самому не догадываться. Вот эти три уровня еще подразделяются на три, явно выраженные не для другого, а для себя.

Человек обычно оказывается в общении тем, который в первом трехслойном устройстве является подразумеваемым, второй, подразумеваемый для себя. Он является тайным из первого устройства. И третий, наконец, это тайна от самого себя, и она-то уж ведома только Богу, и всему остальному миру, от которого личность не желает слышать ничего, несмотря на постоянные прямые указания открытым текстом, направленные с утра до вечера в эту сторону. Чтобы услышать этот тайный для самого себя, живущий в тебе самом шестой уровень, необходимо верить, то есть совершать действие веры, создавая этой верой область бесконечной тайны, которую в просторечии определяют образом, плохо проступающем через слово Бог.