«Ты и я, Морган. Вот в конечном счете к чему все придет, запомни слова деда, – сказал король. – Они никогда ничего не разрешат тебе делать, твоя мать и моя жена. Они боятся, что ты можешь пострадать. Но что страшного в том, чтобы иногда разбивать себе нос?»

А потом он рассказал историю про Рейчел, горничную, которая сильно его напугала, когда он был совсем маленьким.

Да, в те дни дедушка был к нему добр, это он должен признать. Но почему потом все изменилось? Почему король постоянно на него сердится, и все из-за нескольких глупых царапин или ошибок?

– Вы уже довольно долго молчите, ваше высочество, – сказал Эолейр, слегка напугав Моргана. – Вы в порядке?

– Да, да, – ответил он, хотя мысли его настолько смешались, что он чувствовал себя не лучшим образом. – Просто я устал от разговоров.

Они ехали в тускнеющем вечернем свете все дальше по тропинке между деревьями, Эолейр впереди, Морган сразу за ним, благодарный за то, что граф уважает его желание помолчать. Солнце уже клонилось к западу, но те кусочки неба, которые Морган мог разглядеть сквозь кроны деревьев, стали оранжевыми и красными, за исключением тех участков у них над головами, где сиял ровный синий цвет. Во вновь обретенной тишине Морган слышал лесные звуки или, как в данном случае, их отсутствие. Если не считать нескольких чирикающих где-то далеко птиц, хруста веток и шуршания листьев под копытами лошадей. Лагерь был совсем рядом, но вдруг у него возникло ощущение, что до него несколько лиг.

– Пожалуй, здесь мы можем привязать лошадей, – наконец сказал Эолейр.

Он уверенно и изящно соскочил на землю, что было удивительно для человека его возраста, завязал поводья вокруг тонкого ствола березы и принялся вытаскивать из седельной сумки деревянную коробку, где хранился рог. Морган привязал свою лошадь рядом со скакуном Эолейра и оглядел окутанную тенями поляну.

– Здесь так тихо. – Даже ему самому эти слова показались глупыми, но Эолейр кивнул.

– Лес осторожен, – ответил граф. – Он не любит гостей, но и не отталкивает их. Во всяком случае, так говорил мой отец, хотя он имел в виду только наш лес Грианспог. Альдхорт… многие говорят, что он очень древний. Вот почему его называют «Старое сердце».

– Но как одно место может быть старше другого? – резко спросил Морган, которого вывела из равновесия неподвижность леса. Эолейр вытащил бархатный мешок из коробки и достал из него рог с такой осторожностью, словно это не диковинный музыкальный инструмент, а спящий ребенок. – Я хотел сказать, что, когда бог создавал мир, он не мог сначала сотворить Альдхорт, а потом все остальное, верно? Это как-то бессмысленно, – уточнил Морган, и его голос пронесся по тихой поляне, словно резкое карканье ворона.

– Вы правы. – Эолейр повернул рог так, чтобы полюбоваться им в умирающем свете дня. – И я готов первым согласиться, что нам бы не помешало побольше смысла в нашем мире.

Морган никогда прежде не видел рога, хотя его упоминали во многих историях про сэра Камариса и войну Короля Бурь, и с удивлением обнаружил, что это его тревожит, хотя и не мог понять почему. В некотором смысле рог казался грубым – всего лишь изогнутый конус, покрытый мелкой аккуратной резьбой, с серебряным мундштуком и простыми серебряными орнаментами вокруг широкого конца. Но что-то в нем заставляло Моргана не сводить с него глаз, сердце замирать, а потом биться быстрее.

– Значит, это он? – сказал Морган. – Рог великого Камариса, о котором поют в песнях.

– Так и есть, но я думаю, что не Камарис первым сыграл на нем. Видите эти отметки? – Граф провел пальцем по резьбе. – Их сделали ситхи, и довольно давно, во всяком случае, так мне рассказывали. Рог появился в те времена, когда ситхи правили Светлым Ардом.

– И теперь ты собираешься на нем сыграть? – спросил Морган.

– Конечно. Во всяком случае, я попытаюсь.

– Попытаешься?

– Рог подобен многим другим великим и могущественным вещам, ваше высочество, – а их не всегда легко понять. Когда принц Джошуа принес его сэру Камарису, который утратил разум, старик сначала его не узнал, а потом вдруг взял в руки и протрубил, громко и четко. И его разум прояснился. Почему так случилось? Вы можете спросить у ситхи – если мы с ними встретимся, – я сомневаюсь, что кто-то другой способен ответить на этот вопрос.

– Но тогда… могу я попробовать?

– Протрубить в рог? Конечно, ваше высочество. – Эолейр приподнял полу плаща и протирал мундштук до тех пор, пока он не засиял.

Морган взял рог, который оказался на удивление тяжелым, словно был сделан не из кости или оленьего рога, а из камня. Он поднес его к губам, но тут же опустил, чувствуя, как тишина леса давит на него.

– Если они его услышат, ситхи… они придут?

– Никто не знает, – сказал ему Эолейр. – Но если ситхи его услышат, я сомневаюсь, что они его проигнорируют. Только не Ти-туно.

Морган снова поднес рог к губам, придерживая его другой рукой, поджал губы и дунул, но рог издал лишь какой-то невнятный звук.

– Не думаю, что у меня получится, – сказал он.

– Попытайтесь еще раз, – сказал Эолейр, и на этот раз слова взрослого мужчины прозвучали не как приказ или укор. – Подумайте о ситхи. Они жили здесь задолго до того, как появились смертные. Думайте о том, как они прислушиваются к тишине где-то в глубине леса.

Несмотря на то что Морган видел умирающую женщину народа ситхи и слышал множество историй о прежних временах, ему было трудно представить фейри. Он вновь и вновь вспоминал старые истории, рассказанные другими людьми и слугами, в которых светловолосые ситхи больше походили на призраков, чем на людей.

Морган закрыл глаза и постарался вспомнить кошачьи глаза раненой ситхи, которые однажды раскрылись, когда он зашел, чтобы посмотреть на нее, сияющее золото на фоне бледного лица – тогда он даже вздрогнул. Он попытался представить такие же глаза здесь, в лесу, быть может, наблюдающие за ним и старым графом прямо сейчас, золотые глаза, глядящие из теней. На этот раз из рога вылетела скорее слюна, чем воздух, и вновь Морган не услышал никаких звуков.

– Я не могу, – сказал он и протянул рог Эолейру.

– Если не можете вы, я сомневаюсь, что получится у меня, ваше высочество – только не с моими старыми легкими. – Граф покачал головой. – Если рог действительно сделан руками ситхи, ваше право им воспользоваться никак не меньше моего. Рог перешел от Камариса к вашим дедушке и бабушке. Попробуйте еще раз.

Моргану было странно думать, что у него могут быть какие-то права на такую вещь, в особенности если он получил их благодаря тому, что появился на свет в королевской семье. Но, конечно, именно по этой причине считалось, что когда-нибудь он станет королем – так что почему нет? Из-за случайности рождения? Из-за того, что он случайно пережил отца? Эта мысль заставила его почувствовать пустоту. Он поднес рог к губам и дунул изо всех сил, дунул так, что у него заболели щеки, но вновь не сумел извлечь из него ни единого звука.