«Нам не удалось довести до конца некоторые бросающиеся в глаза аспекты расследования личности Освальда, — заключил Гувер. — Это должно стать нам всем уроком»[386]. Он наказал агентов за нарушение долга, отвергнув предупреждения Делоуча о том, что официальные взыскания или письменные порицания могут быть истолкованы как «прямое признание того, что мы ответственны за небрежность, которая могла привести к убийству президента»[387]. Но Гувер был бы проклят, если бы позволил американской общественности так думать.

«Эдгар, я вас плохо слышу. В чем дело? Вы поставили этот телефон на прослушивание?»[388]— спросил президент Соединенных Штатов.

«Нет, я бы так не сказал, — заявил со смешком Гувер. — Я прекрасно вас слышу, сэр», — сказал он Линдону Б. Джонсону, который сам записывал этот звонок на пленку.

В тот вечер, 27 февраля 1964 года, Джонсон был президентом уже девяносто семь дней. Каждый восход солнца приносил новые кризисы подобно тому, как утренняя газета ложилась на переднее крыльцо. Сегодня «горячей точкой» был туристический городок Святого Августина во Флориде, потрясенный убийствами на расовой почве и взрывом на Восточной железной дороге Флориды. Линдон Джонсон приказал Гуверу заняться этим делом. «Я не потерплю, чтобы людей взрывали бомбами», — сказал он.

Джонсон зависел от Гувера больше, чем какой-либо президент когда-либо. Он полагался на него в вопросах национальной безопасности, зарубежной политики и политических интриг. Он превозносил Гувера до небес в его присутствии. Какая-то часть его слов была сладкоречивой лестью, но какая-то — чистой правдой. Он хотел верить в Гувера.

Новый президент заверил Гувера в своей преданности. «Вы мне брат, — сказал Джонсон Гуверу неделю спустя после убийства Джона Кеннеди. — Вы им были двадцать пять, тридцать лет… Я вам доверяю больше, чем любому другому человеку в этом городе»[389].

Их политические отношения культивировались так же тщательно, как и розовый сад возле Белого дома, в котором они оба стояли бок о бок в пятницу, 8 мая 1964 года, на церемонии в честь директора ФБР. В следующее воскресенье Гувер должен был отметить сорок лет своего пребывания на этом посту. В новом году ему должно было исполниться 70 лет, и по федеральному закону он должен был сложить свои полномочия. В тот день Джонсон подписал президентский указ, в котором это требование закона откладывалось на неопределенный срок. Гувер должен был оставаться директором до самой своей смерти.

«Дж. Эдгар Гувер — это повседневное выражение, — сказал президент в тот солнечный день. — Он герой для миллионов порядочных граждан и проклятие для зла… которое могло бы разрушить наш образ жизни, и людей, которые могли бы причинить вред и уничтожить нас. Эдгар Гувер — мой близкий личный друг уже тридцать лет и мой близкий сосед на протяжении девятнадцати лет. Я знаю, что он любил мою собаку, и я думаю, что он немного думал обо мне как о соседе; и я горд и счастлив присоединиться к остальным гражданам нашей страны в этот день, чтобы проявить уважение к этому тихому, скромному и замечательному государственному служащему»[390].

«Этот чертов сточный колодец — Дж. Эдгар Гувер»

Гувер подогревал страх президента, что Роберт Ф. Кеннеди и его сторонники хотят снова занять Белый дом. Джонсону такая мысль была невыносима. Он сотрудничал с Гувером, чтобы отлучить министра юстиции от власти, окружая его молчанием и ложью.

«Одна из проблем общения с президентом состояла в том, что у него был этот чертов сточный колодец — Дж. Эдгар Гувер, — сказал советник по национальной безопасности Макджордж Банди — человек Кеннеди, который работал и пострадал при Линдоне Джонсоне. — Подобно многим чрезвычайно искусным политикам, он имел слабость к «подковерной» информации»[391].

Линдон Джонсон записал несколько мучительных разговоров с Робертом Кеннеди незадолго до того, как тот отказался баллотироваться в сенат от Нью-Йорка.

«Господин Гувер отправляется в Джексон, штат Миссисипи. Я понимаю, что у них там назначена пресс-конференция, — сказал Роберт Кеннеди Линдону Джонсону. — Если ему будут задавать какие-то вопросы о ситуации с коммунистами в связи с движением за гражданские права и если он будет отвечать на них так, как, судя по некоторым его служебным запискам, может ответить, это вызовет немало проблем по всей стране»[392].

Джонсон ответил:

— Хорошо. Вы хотите, чтобы я поговорил с ним?

Роберт Кеннеди поколебался. Была слышна досада в его голосе.

— Как я уже сказал, мне это трудно…

Через несколько дней: «Мартин Лютер Кинг сегодня вечером едет в Гринвуд, штат Миссисипи, и будет выступать там с обращением к собравшимся на митинг, — сказал Роберт Кеннеди президенту. — Если его убьют, это создаст проблемы — просто своим фактом смерти — и множество других проблем».

Линдон Джонсон предложил, чтобы Кеннеди приказал Гуверу стать его тенью.

Министр юстиции сказал, что не обладает властью приказывать Гуверу делать что-либо. «Я больше не имею дела с ФБР, — сказал Кеннеди. — Это очень непростая ситуация»[393].

«Он посылает вам всевозможные доклады… о том, что я строю планы и заговоры, — сказал Кеннеди Джонсону, — заговоры с целью насильственного свержения правительства… что я стою во главе государственного переворота».

Джонсон изобразил удивление и незнание, что такие доклады имели место. Это была не последняя ложь, которую он скажет Кеннеди о своих взаимоотношениях с Гувером.

«Господин Джонсон всегда признавал силу и знал, как ее использовать, — сказал Делоуч, недавно назначенный Гувером посредником в делах с Белым домом Линдона Джонсона. — Гувер тогда был на гребне волны, и господин Джонсон знал, как его использовать. При любом полете фантазии, они не были закадычными друзьями. Между ними было политическое недоверие друг к другу, но оба они нуждались друг в друге»[394].