— Убили! — вскричал великан. — Кто?! — Он обвел своих соседей по комнате свирепым взглядом. — Кто из вас это сделал, гады?!

— Так, Дылда, — заговорил Эдик, — успокойся, подумай, мы этого сделать никак не могли, мы же были вместе с тобой на тренировке.

— Значит, Кондратьев…

— Опомнись, он же голограмма!

— Может, он только прикидывается голограммой?

— Да! И при этом проходит сквозь стены, растворяется в воздухе… Наверное, это кто-то из обслуги отеля. Или постояльцев. Голубые к женщинам относятся с отвращением. Вот и продырявили ее. Думали, она составит им конкуренцию.

— Какие голубые?! — искренне удивился Дылда. — Здесь есть голубые?!

— Ты что, не слышал объяснений Кондратьева?! — Эдик даже восхитился непроходимой тупостью своего протеже. — Мы в отеле для извращенцев. Пока мы были на тренировке, кто-то из них забрался сюда и проткнул твою подружку.

В глубине души Цитрус был уверен, что злодеяние — дело рук Кондратьева. Доктор, скорее всего, подкупил кого-то из служащих, заплатил ему начислением средств на банковский счет или еще как-нибудь, а сейчас смотрит в одну из камер видеонаблюдения, искренне наслаждаясь горем несчастного Дылды.

— Я буду мстить! — заявил тот. — И месть моя будет страшна. Передавлю всех голубых! И всех конкурентов на поле! Они ведь тоже могли приложить к этому руку!

— Пожалуй, — не стал охлаждать праведный гнев великана Цитрус, сам он испытывал некоторое удовлетворение от неожиданной гибели Дылдиной подружки и размышлял, почему идея проколоть резиновую бабу не пришла к нему раньше.

Кондратьев не заставил себя долго ждать. Возник всё в том же углу, радуясь, как ребенок.

— Ну-с, как у нас делишки?! Как вам понравилась тренировка?

— Я таких андроидов в жизни не видел, — потирая отбитые ребра, проворчал Мучо Чавос. — Это не андроиды, а машины для убийства. Как будто законы робототехники отменили.

— Никто не обещал, что будет легко.

— У нас ЧП, — сообщил Эдик, — пока нас колошматили андроиды, кто-то забрался в наш номер и проткнул башку подружке Дылды.

— Ну и… — Кондратьев сделал вид, что не понимает, в чем дело.

— Это всё голубые! — выкрикнул великан, слезы хлынули из его глаз, он упал возле кровати, подхватил оставшуюся от красотки резиновую шкурку и страстно сжал в объятиях. — Или другие игроки! Хотят меня разозлить!

— Конечно, это они, — жадно впитывая зрелище чужого страдания, подтвердил Матвей Игнатьевич. — Но, будьте уверены, виновные будут наказаны. На поле ты им покажешь, кто чего стоит. Одно меня утешает — думаю, утешит и тебя. Если это голубые, они точно не воспользовались ею перед тем, как прикончить.

— Да, — кивнул Дылда. — А если игроки?

— В этом случае…

— В этом случае месть моя будет еще страшнее! — заорал Дылда.

— Вот и прекрасно. Теперь, когда я вижу, что ваш боевой дух необычайно укрепился, поужинайте хорошенько и отдыхайте, — предложил Матвей Игнатьевич почти ласково. — Завтра вам на поле. Первый день Игр. Отборочные соревнования. Я бы не советовал вам показывать всю свою мощь. Ибо вас тогда станут колошматить сильнее в финале. Достаточно занять место где-то посредине турнирной таблицы. И сохранить целыми трех человек из команды. Особенно берегите Эдика, вашего капитана.

«Какая забота», — фыркнул про себя Цитрус. Но в чем-то внимание Кондратьева ему даже польстило. Может быть, доктор и не такой уж законченный негодяй?

Как всегда, Эдику не везло. То есть в известной степени не везло — не бывало в его везении такого по-настоящему счастливого фарта, о котором рассказывали некоторые преступники. Собственно, сами рассказчики фартовыми не были, потому что фартовые ребята на астероиды не попадали. А Эдика, если вдуматься, по жизни сопровождал вовсе не фарт, а вечный фуфел. Ну да, бывало такое, что ему давали взаймы по-крупному, и по сто тысяч даже давали — но ведь потом всегда требовали обратно, вместо того чтобы забыть о долге, как о досадном недоразумении.

Вот и сейчас их команду приговорили к выходу на арену в самых первых рядах. Желающих участвовать в Играх оказалось столько, что все команды разделили на три группы. В финальной игре должны были принять участие лучшие — самые выносливые, ловкие и сильные. Главный судья соревнований предупредил перед началом Игр, что некоторые, наиболее смертоносные ловушки, в предварительных играх активированы не будут, и это вызвало прилив энтузиазма у игроков, но не слишком понравилось зрителям. Они свистели и топали ногами, требуя настоящего зрелища.

Эдик намеревался еще раз понаблюдать за тем, как мечутся по полю игроки, запомнить ловушки — и вот на тебе, нужно идти на арену и прокладывать путь для других! К тому же, выяснилось, что с этого года цвет костюмов у членов каждой команды должен быть одинаковым и сугубо индивидуальным — чтобы не только судьи и зрители, вооруженные справочниками и специальными компьютерными программами, видели, кто из какой команды, но и сами игроки отличали своих от чужих. В прошлом году очень многие граждане Межгалактического сообщества выразили неудовольствие по поводу того, что во всеобщей свалке сложно было разобрать, за кого болеть, и кто побеждает. По жребию команде Эдика достался черный цвет в желтую полоску.

— А наша форма, ящ-щеру под филейную час-сть? — прошипел Змей. — И ш-шо нам теперь, нудистами зачуханными по полю шкондыбать?

— Ерунда, — успокоил его тренер. — Всё предусмотрено. Я сейчас буду.

Наставник команды, подпрыгивая на бегу, умчался за трибуны и вернулся спустя несколько минут, но не с четырьмя комплектами формы, как этого ожидали игроки, а с двумя баллончиками краски-аэрозоля. Десять минут работы, и прекрасные костюмы покрылись неровными черно-желтыми полосами.

— Держаться будет хорошо, — напутствовал воспитанников тренер. — Только в кислоту старайтесь падать пореже. А то краска слезет. И дисквалифицируют.

— Шкура у нас не облезет, если даже нитроэмаль не устоит перед этой кислотой? — мрачно поинтересовался Мучо Чавос.

— Точно, облезет, — улыбнулся тренер. — Еще раньше, чем краска. Как это я не дотумкал? В общем, будьте осторожны.

Цитрус с омерзением оглядел соратников по команде: Дылда выглядел огромным объевшимся трутнем, Чавос — шмелем-убийцей, а Змей — тощей, чешуйчато-головой осой. Радовало, что некоторым командам предложили еще более убогие цветовые решения. Соседи по раздевалке, например, покрасили костюмы в розовый цвет с зелеными полосами, а ребята, что переодевались напротив, по замыслу организаторов, должны были щеголять в небесно-голубых цветах. Только краска плохо легла на их прежнюю форму, и голубой цвет получился не небесным, а грязноватым, с разноцветными подпалинами. Только одна из команд, в иссиня-черной форме, выглядела пристойно — но это перечеркивалось уродством игроков — двух бородавочников, таргарийца и громадного одноглазого рангуна.