Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У изголовья и изножия гроба стояли свечи. Вереницей шли люди, подгоняемые солдатами, они не увидели у тела мужа молящейся Екатерины, как это было после смерти императрицы Елизаветы. Впоследствии этот поступок был объяснен советом Сената, «поскольку Ее Императорскому Величеству стоит поберечь свое здоровье ради своей любимой родины – России». Место для погребения Петра было выбрано довольно необычное. Хотя он приходился внуком Петру Великому, на момент смерти Петр III уже не был коронованной особой, и его не могли положить в крепостном соборе вместе с останками императоров и императриц. 23 июля тело Петра поместили в Невском монастыре рядом с телом регентши Анны Леопольдовны, матери свергнутого и заключенного Ивана VI. Здесь Петр пролежит все тридцать четыре года правления его жены.
Объяснение Екатерины этих событий содержится в письме Станиславу Понятовскому, написанном через две недели после смерти мужа:
«Петр III потерял ту малую долю рассудка, какую имел. Он во всем шел напролом; он хотел сломить гвардию, он вел ее в поход для этого; он заменил бы ее своими гольштейнскими войсками, которые должны были оставаться в городе. Он хотел переменить веру, жениться на Л. В. [Елизавете Воронцовой], а меня заключить в тюрьму. В день празднования мира, сказав мне публично оскорбительные вещи за столом, он приказал вечером арестовать меня. Мой дядя, принц Георг, заставил отменить этот приказ. С этого дня я стала прислушиваться к предложениям, которые мне делались со времени смерти императрицы. План состоял в том, чтобы схватить его в его комнате и заключить, как принцессу Анну и ее детей. Он уехал в Ораниенбаум. Мы были уверены в преданности большого числа капитанов гвардейских полков. Узел секрета находился в руках троих братьев Орловых; Остен помнит, что видел старшего, как он всюду за мною следовал, и делал тысячу безумных вещей. Его страсть ко мне была всем известна, и все им делалось с этой целью. Это – люди необычайно решительные и очень любимые большинством солдат, так как они служили в гвардии. Я очень многим обязана этим людям; весь Петербург тому свидетель.
<…>
Я послала, под начальством Алексея Орлова, в сопровождении четырех офицеров и отряда смирных и избранных людей, низложенного императора за 25 верст от Петергофа, в местечко, называемое Ропша, очень уединенное и очень приятное, на то время, пока готовили хорошие и приличные комнаты в Шлиссельбурге и пока не успели расставить лошадей для него на подставу. Но Господь Бог расположил иначе. Страх вызвал у него понос, который продолжался три дня и прошел на четвертый; он чрезмерно напился в этот день, так как имел все, что хотел, кроме свободы. <…> Его схватил приступ геморроидальных колик вместе с приливами крови к мозгу; он был два дня в этом состоянии, за которым последовала страшная слабость, и, несмотря на усиленную помощь докторов, он испустил дух, потребовав [перед тем] лютеранского священника. Я опасалась, не отравили ли его офицеры. Я велела его вскрыть; но вполне удостоверено, что не нашли ни малейшего следа [отравы]: он имел совершенно здоровый желудок, но умер он от воспаления в кишках и апоплексического удара. Его сердце было необычайно мало и совсем сморщено.
<…>
Наконец, Господь Бог привел все к концу, предопределенному им, и все это представляется скорее чудом, чем делом, предусмотренным и заранее подготовленным, ибо совпадение стольких счастливых случайностей не может произойти без воли Божией.
<…>
Знайте, что все проистекло из ненависти к иностранцам; что Петр III сам слывет за такового».
Почти вся Европа возлагала ответственность в случившемся на Екатерину. Журналы и газеты на континенте писали о возвращении времен Ивана Грозного. Многие довольно цинично отзывались об официальном объяснении смерти императора от «колик». «Все знают о природе этих колик», – язвительно заметил Фридрих Прусский. «Когда горький пьяница умирает от колики, это учит нас быть трезвыми», – бесстрастно высказался Вольтер. Фридрих тем не менее считал, что сама Екатерина была невиновна. В своих мемуарах он писал:
«Императрица едва ли знала об этом преступлении, а когда ей все стало известно, отреагировала с искренним возмущением и отчаянием. Она закономерно предвидела осуждение, которому подвергнет ее остальной мир. Неопытная молодая женщина, которой угрожал развод и заточение в монастыре, вверила ведение дела братьям Орловым. И все же она ничего не знала о планах убить императора. Сама она оставила бы Петра в живых, отчасти по причине того, что надеялась все уладить после коронации, к тому же такой трусливый враг, как ее муж, вряд ли мог быть опасен ей. Орловы, более решительные и проницательные, предвидели, что бывший император может стать объединяющим звеном для их врагов, и пошли на более жестокие меры, устранив его с пути. Ей пришлось пожинать плоды их преступления, и, чтобы сохранить их поддержку, она была вынуждена не только пощадить, но и продолжать держать подле себя людей, совершивших это преступление».
Несмотря на то, что Екатерина старательно делала вид, будто игнорирует поступавшие из заграницы высказывания и слухи, она тяжело переживала реакцию Европы на смерть ее мужа. Годы спустя, в разговоре с видной фигурой Французского Просвещения – энциклопедистом Денни Дидро, посетившим ее в Санкт-Петербурге, она спросила: «Что говорят в Париже о смерти моего мужа?» Дидро был слишком смущен, чтобы ответить. Не желая усугублять его состояние, она сменила тему разговора.
В истории с причастностью Екатерины к убийству Петра III была и еще одна заинтересованная сторона, которая много лет спустя, прочитав письмо Алексея Орлова, реабилитирует императрицу. Получив и прочитав письмо Орлова, Екатерина заперла его в ящике комода. До конца своей жизни она прятала письмо. После ее смерти ее сыну, императору Павлу, сказали, что письмо найдено, и по почерку установили его автора, Алексея Орлова. Павел прочитал письмо. Оно убедило его в невиновности матери.
Никто из участников убийства так и не был наказан.
