Алиса позвонила подруге Кате, которая как раз влюбилась в Артурчика – влюбилась, зная про его роман с Рудиком, но, слыхав также от покойного Алекса, что Артурчик имел отношения с женщиной, и, значит, он – «би», так что есть надежда. Катя заволновалась и развила бурную деятельность. Три дня спустя безымянное тело нашли в морге. Мобилки при нем, естественно, уже не было, кошелька – тоже.

Регина была невменяема. Но если бы кто сумел прочитать ее мысли, то очень бы удивился: сбив их в плотный ком, уплотнив и убрав лишнее, он получил бы слово «обокрали».

Обокрали! Забрали ребенка, в которого столько вложено!

Родня устроила замечательные похороны, на которых присутствующие разделились на две группы. Первая была – дядя Лева и дядя Алик с большими семьями, вторая – худенькие изящные мальчики и красивые девочки.

Гарик придумал – нужно отправить тетю Регину куда-нибудь подальше, чтобы она не сидела одна в опустевшей квартире; он даже договорился со своей женой, чтобы она сопровождала Регину в каком-нибудь заграничном путешествии.

Но не родственники, а Диня, Рудик и Катя пришли посидеть с ней и принесли продукты. Так уж получилось. Принесли они также две бутылки хорошего вина, и Катя, выпив, стала рассказывать, как она любила Артурчика и хотела от него ребенка. Регина сперва смотрела на нее, плохо понимая, что за чушь несет девчонка, потом до нее дошло – девчонка собиралась увести Артурчика, забрать его, сделать своим, привязать при помощи ребенка, женить на себе. Случилась истерика, напугавшая гостей до полусмерти.

Потом, когда Регина чуточку успокоилась, приехала тетя Римма, устроила плач с причитаниями. И родня общими усилиями за неделю так измучила Регину, что та замыслила побег – туда, где никто ее не знает и о ее беде не подозревает. Таким местом оказалась Италия. А в Италии Регина вспомнила про свой бизнес. Она знала, что в таком положении нужно чем-то занять себя, пока мысли не довели до намыленной веревки. Сперва она знала это теоретически, но потом убедилась – работает, и за две недели, объездив половину Апеннинского полуострова, присмотрела и набрала много качественного товара, ежедневно оправдывая себя словами: «А что мне еще остается…»

Мысль о Ксюше еще не пришла ей в голову.

Зато она прочно укоренилась в голове у Бориса Петровича. Он ухитрился посмотреть на дочку, на внучку, и решил: если Ксюшку выдать замуж за хорошего мужика, она еще и парней нарожает, а нет – так пусть хоть нагуляет мальчишку. Сделать так, чтобы он носил фамилию Бориса Петровича, несложно. Так что предстояли дипломатические ходы и маневры.

Но у Бориса Петровича был козырь – ресторан, поставленный в удачном месте и уже ставший популярным у богатой публики, для которой, как для той бешеной собаки, семь верст не крюк.

Лида сидела у окна, высматривала дочь и внучку, когда зазвонил телефон.

Городской телефон ей оставили, потому что мобильного она побаивалась. Опять же – за каждую минуту плати! А по городскому она могла хоть час, хоть полтора говорить – с Асей, с Тамарой, с Жанной, да пусть бы и с Илоной, хотя с давней подружкой разговора, правильного разговора пожилых женщин, не получалось: у той не было ни детей, ни внуков, ни ссор и примирений с родней.

– Алло, – сказала Лида.

– Лидия Константиновна?

– Да, это я.

Лида испугалась – кому и зачем она понадобилась? Не было прежних поликлиник, учреждений и собеса, а новые не внушали ей доверия.

– Ты. Ну, в общем, Лида, это – ты, а это – я, – сообщил мужской голос и замолчал.

– Какой еще «я»?

– Ну, я. Борис. Что, совсем забыла?

Лида чуть трубку не выронила.

Но характер у нее был сильный – со слабым характером невозможно быть главой семьи, воспитывать дочь и внучку.

– Не забыла, – выдержав паузу, ответила она.

– Ну, в общем, Лида, поговорить нам надо.

– Лидия Константиновна.

– Ну, как скажешь.

В этот миг Лида окончательно стала Лидией Константиновной, матерой старухой, хозяйкой в своем доме. Такой, как раньше – Анна Ильинична. Если бы ей поднесли волшебное зеркало – она бы увидела не совсем человеческое лицо со вздернутой верхней губой, и клыки вылезают. Ясно было – Ксюшин отец не просто так звонит, а у него что-то пакостное на уме.

Она ждала его слов, чтобы излить на него всю скопившуюся злость, а он молчал.

– Лидия Константиновна, я ведь теперь человек богатый, – наконец сказал он. – Не миллиардер, но… ну, в общем, деньги у меня есть.

Надо было ответить: да подавись ты своими деньгами! Но Лидия Константиновна держала этот ответ наготове и слушала, что будет дальше.

– Я решил тут поселиться. Мне подыскали хороший дом, в Берсеневке, земли при нем тридцать соток, теплица есть, я хлев построил. Дом двухэтажный, что еще?.. Через дорогу – луг, за ним озеро, летом можно купаться. Лидия Константиновна, ты чего молчишь?

– Слушаю.

– Ну так вот, деньги у меня тоже есть, не на последние этот домик купил. Машина, то-се… Я ресторан построил, ты, может, слыхала – «Фазенда». Нет? Золотишко! Я помню, ты все золотой кулончик хотела, как у этой твоей, с кем ты вместе работала.

Лидия Константиновна вспомнила тот кулон – большая капля из какого-то желтоватого прозрачного камня, в золотой оправе, Регина говорила, что очень дорогой.

– Для начала я тебе любой кулон куплю, какой пожелаешь. Чтобы помириться наконец.

– На черта мне твой кулон?

– Ну, что-нибудь другое куплю. Золотое, платиновое, телевизор во всю стенку, да что скажешь – то и куплю.

– Мне от тебя ничего не надо.

– Ты, Лидия Константиновна, остынь, посиди, подумай. А я потом еще позвоню. Бывай здорова.

Козел Петрович исчез.

– Кулончик… – с изумительной ненавистью прошептала Лидия Константиновна.

Была ли в мире драгоценность, которой можно было бы оплатить счет? А в счете – отравленная молодость, несостоявшаяся семья, вся жизнь – по указке покойной матери… но и Ксюша!..

Лидию Константиновну озарило – да он же, старый черт, подбирается к Ксюшке! Вспомнил о доченьке! Вспомнил! Ну, не сукин ли сын?!

Совсем неожиданные мысли заклубились у нее в голове, и она пыталась впопыхах разобраться в ситуации.

Ксюшка – дурочка, на золотой кулон она, может, и не купится, но если этот козел поведет в дорогой магазин, оденет с головы до ног, – что тогда?

Ксюшка – умница, понимает, что таких папаш надо гнать из дому поганой метлой и навозными вилами.

Ксюшка – хорошая мать, и если ей пообещают отдельную квартиру для Машуньки, она не устоит. Да, это получилось – воспитать Ксюшку хорошей матерью…

Ксюшка спит и видит, как бы сбежать от собственной матери, старой, больной и никому не нужной! Она о мужиках думает! Раньше женщина в тридцать восемь уже ставила на себе крест, помышляла только о семье, – тут Лидия Константиновна попыталась вспомнить хоть одну такую женщину и не смогла, – а теперь до гробовой доски только похоть на уме!