надо сказать, была женщина. Она и в Российской империи жила на широкую ногу, но не только благодаря своему наследству. Ум имела аналитический, разбиралась в экономике, приняла участие в нескольких прожектах и получила с них солидную прибыль, при этом меценатствовала, даже зналась с родом Юсуповых. Правда, с мужем жила плохо, он не одобрял ее образа жизни, не привык к такому. В весьма, по тому времени, солидном возрасте родила ему сына Андрея или Анжея, который унаследовал от матери все выдающиеся качества ее ума и характера, а от отца — внешнюю красоту. Женился он удачно, тем самым приумножив капитал семьи, но самое важное, что впоследствии смог уберечь, то есть спрятать, часть капитала от Советской власти, но спрятал не только капитал, но и свое происхождение. Женился, заимел двух сыновей, одного из них назвал Григорием, ну, а дальше Вы сами знаете, Владимир Григорьевич, — Надя умолкла — все что хотела, сказала, даже больше. Рассказ прозвучал эмоционально и живо, по крайней мере, собеседник не перебил ни разу и было заметно — слушает внимательно.

Несомненно, родословная богатая, есть чем и кем гордиться, а родоначальниками все же были Астафьевы — крестьяне Тульской губернии, от которых не открестишься. И почти в каждом поколении были мезальянсы, то с одной, то с другой стороны.

Фертовский молчал, вероятно, обдумывал услышанное. Сомневаться в словах невестки не приходилось, часть из рассказанного он знал от своего отца и дяди, но только часть и именно ту, о которой они предпочитали вспоминать.

— Мне нечего добавить, — Надя прервала безмолвие, так и не дождавшись никакой реакции от свекра. Впрочем, то, что он не возражал, не выдвигал никаких контраргументов и не пытался что-то доказать, ее вполне устраивало. Спорить, тем более, ссориться с ним она не собиралась. Направилась к выходу, не успела протянуть руку к двери, как та открылась сама.

— Ты?! — глазам своим не поверила. — Как ты здесь оказалась? — она обернулась, посмотрела на свекра. Он нервно взъерошил волосы, прищурил один глаз. Хватило прихода невестки и ее речей, чтобы выбить его из колеи, а тут она еще увидела Машу.

— Я к Владимиру Григорьевичу, — Маша переступила порог комнаты, смотрела на Надю испуганно, но уходить не собиралась.

— Значит, это та самая Маша? — догадалась Надя. Мир тесен, а реальность способна на такие чудеса, которые вовек не придумать. — Владимир Григорьевич, Вы ждали именно эту девушку?

— С какой стати я должен перед Вами отчитываться? — наконец он пришел в себя. — Я в своем доме и принимаю гостей по своему усмотрению. Между прочим, Вы в их число не входите. Не будьте столь наивны, ожидая, что после Вашего исторического экскурса в прошлое моих предков, я кардинально поменяю свое мировоззрение. Не скрою, что есть любопытные факты моей родословной, есть чего стыдиться, однако гордости за своих предков и фамилию я испытываю больше. И уж точно останусь при мнении, что мезальянсы губительны.

— Спасибо за искренность, — Надя позволила себе улыбнуться, перевела взгляд на Машу, вдруг заметила из-за открытой двери чемодан. — Ты пришла сюда насовсем?!

— Да, — Маша подняла на нее глаза, стала переминаться с ноги на ногу.

— Родители знают?

— Мы поссорились, я ушла из дому.

— Позвольте, на каком основании этот допрос? — вмешался Фертовский, не понимая, что происходит. Невестка дерзко пересекла все границы дозволенного. Он подошел к Маше, взял ее за руку, та покраснела. — Останется Мария здесь или еще где-нибудь — это не Ваша забота, как и наша с ней жизнь, — он посмотрел на девушку с такой нежностью, что у Нади отпали все сомнения.

— Владимир Григорьевич, а как же мезальянсы? Вы не опасаетесь их губительных последствий? Вы и Маша…

— Причем здесь мезальянс? — раздраженно перебил он. — Я говорил, прежде всего, о браке моего сына с Вами.

— Если в моем лице Вы видите абсолютно другой социум и, несомненно, гораздо более низкий, то, наверняка, не станете отрицать, что и мои родственники занимают примерно ту же ступень?

— Это очевидно, — по слогам выговорил он.

— В таком случае, поздравляю Вас с самым прямым попаданием: Мария Свиридова — дочь моей двоюродной сестры! Видите, Владимир Григорьевич, как бы Вы не хотели, родства Вам со мной никак не избежать. В роду Астафьевых-Фертовских одна из самых повторяющихся закономерностей — неравные союзы. Может, поэтому у Вас в поколении столько талантливых и красивых представителей? Поразмыслите на досуге, — она повернулась к племяннице, — Машенька, ты твердо решила здесь остаться? Подумай, не поторопилась ли ты?

Маша посмотрела на Фертовского, он был ошарашен, растерян, слишком много за одно утро: визит невестки, ее разговор, разумные, на удивление, доводы, и Маша. Они только обсуждали ее переезд к нему, но не решили окончательно, а тут оказалось, что она еще и родственница Надежды.

— Я не знаю, — видя смятение мужчины, Маша и сама растерялась. Еще недавно он был так уверен в своих чувствах, говорил о любви к ней, о том, что и не мечтал в свои зрелые годы встретить такую, как она, и получить взаимность. Маша всей душой ощутила тоску его одиночества, узрела за фасадом сдержанности и холодности его бедное сердце, полное нерастраченной нежности и желания любить. Ее не волновало, что он намного старше, преподает в ее ВУЗе, что слывет весьма строгим и неуступчивым человеком. Перед ней он предстал совсем другим, он открыл ей себя, и эта истина ее ошеломила. А сейчас он молчал и даже отпустил ее руку.

— Мне надо идти, — Надя поняла, что эти двое должны сами разобраться и понять: чего же они на самом деле хотят? — Машенька, поступай так, как велит твое сердце, слушай только его.

Она кивнула, проводила взглядом Надю, ссутулив плечи, стояла спиной к Фертовскому, боялась обернуться. Нелепо все: разговоры про неравный брак, присутствие Нади, и то, что она, оказывается, невестка Фертовского. Дома как-то раз дискутировали на тему ее замужества, хвалили супруга и осуждали его отца: от него, по словам матери Маши, у Нади были одни неприятности — высокомерный вздорный старик! Но имена и фамилии ведь не произносились. Если бы Маша знала тогда? И что бы это изменило? Наверно, все. Ведь она бы в этом случае смотрела на Владимира Григорьевича с предубеждением и даже мысли не допускала бы, что он может ей понравиться. Не просто понравиться, а тронуть ее сердце. Как же теперь все усложнилось!

— Я, пожалуй, тоже пойду, — сказала Маша — так и не обернулась и не посмотрела на мужчину, с которым еще недавно мечтала связать свою жизнь — неважно, сколько лет