Все это мать принимала во внимание.

Но отец, ничего по этой части не понимающий, раскрыл ей однажды глаза: «Посмотри, вот что осталось от денег, какие мы получили за медную гору!» – «Как, – сказала она, – а где остальные?» – «Ушли на Элесеуса». Она всплеснула руками и воскликнула: «Пора ему взяться за ум!»

Бедный Элесеус, он так изболтался, так запутался. Лучше бы ему было остаться деревенским жителем, теперь вот он умеет писать буквы, но лишен стержня, лишен глубины. Он вовсе не злодей и не исчадие ада, он ни в кого не влюблен и не честолюбив, он почти ничто, если и чудовище, то весьма некрупное.

На этом молодом человеке словно лежит печать несчастья и обреченности, его словно поразила порча. Уж лучше бы добрый окружной инженер не обратил на него внимания в детстве и не забрал с собой в город, чтоб сделать из него человека; должно быть, у мальчика подрезали корни, и он зачах. Все, что он затевает, оказывается потом каким-то изъяном, какой-то чернотой на светлом дне…

Он все идет и идет. Двое седоков проезжают мимо Великого, Элесеус сворачивает в сторону и тоже обходит Великое; что ему делать дома, в своей лавке? Ночью телега подъезжает к Селланро. Следом за нею подходит и Элесеус. Он видит, как во двор выходит Сиверт, с удивлением уставившись на Йенсину; они здороваются за руку и оба улыбаются, потом Сиверт берет лошадь и уводит ее в конюшню.

Только теперь отваживается Элесеус подойти ближе; только теперь отваживается подойти ближе гордость семьи. Он не идет, он крадется, он застает Сиверта в конюшне.

– Это я, – говорит он.

– И ты здесь! – Сиверт снова удивляется.

Между братьями начинается тихий разговор: не упросит ли Сиверт мать дать ему сколько-нибудь денег на дорогу, пусть выручит его. Так больше не может продолжаться, Элесеус устал, он давно уже об этом подумывал, это должно произойти нынешней ночью, большое путешествие, Америка, сегодня же в ночь.

– Америка? – громко произносит Сиверт.

– Тише! Я давно об этом подумывал, и вот теперь ты должен уговорить мать. Так больше не может продолжаться, я давно об этом думал.

– Но в Америку – как же так? – говорит Сиверт. – Нет, не надо этого делать!

– Надо. Непременно. Я сейчас же уйду и успею на почтовый пароход.

– Тебе, верно, охота поесть?

– Я не голоден.

– А поспать?!

– Нет.

Сиверт любит брата и отговаривает его, но Элесеус стоит на своем, первый раз в жизни он стоит на своем. Сиверт совсем сбит с толку, сначала он разволновался при виде Йенсины, а теперь вот Элесеус решил покинуть родину, все равно что отправиться на тот свет.

– А как же Великое? – спрашивает Сиверт.

– Достанется Андресену, – отвечает Элесеус.

– Как же оно может достаться Андресену?

– Разве он не женится на Леопольдине?

– Не знаю. Может, и женится.

Они разговаривают шепотом. Сиверт предлагает позвать отца, чтоб Элесеус сам поговорил с ним, но… нет, нет! – шепчет Элесеус, ни за что, у него никогда не хватит храбрости встретиться лицом к лицу с подобными опасностями, ему всегда был нужен посредник.

Сиверт говорит:

– А мать, ты ведь знаешь, какая она. Не оберешься потом слез и причитаний. Ей ни за что не надо знать об этом.

– Да, – соглашается Элесеус, – ей не надо знать.

Сиверт уходит, его нет целую вечность, наконец он возвращается с деньгами, с целой кучей денег.

– Вот, больше у него нет. Как думаешь, довольно? Сосчитай, он не считал.

– А что отец сказал?

– Да ничего особенного. Подожди минутку, я оденусь и провожу тебя.

– Не надо, ложись спать.

– Может, ты боишься остаться один в темной конюшне? – спрашивает Сиверт, делая слабую попытку приободриться.

Он уходит на минуту и возвращается уже одетый, на плече у него отцовская котомка с припасами. На выходе из конюшни их встречает отец.

– Я слышал, ты собираешься уехать в далекие края? – говорит он.

– Да, – отвечает Элесеус, – но я вернусь.

– Ну-ну, что же это я тебя задерживаю, – бормочет старик и круто поворачивается. – Счастливого пути! – дрожащим голосом говорит он и поспешно уходит.

Братья спускаются вниз по дороге, пройдя немного, садятся и закусывают, и оказывается, что Элесеус очень голоден, он никак не может наесться. Стоит чудесная весенняя ночь, повсюду на холмах токуют тетерева, от этого родного звука на минуту у изгнанника сжимает сердце.

– Какая славная погода, – говорит он. – А теперь иди домой, Сиверт!

– Ага, – говорит Сиверт и идет дальше.

Они минуют Великое, минуют Брейдаблик, и все время то тут, то там на холмах токуют тетерева, это не духовая музыка, какая играет в городах, нет, но это голоса, благовест – настала весна. Вдруг с вершины дерева слышится щебетанье первой пташки, оно будит другую, со всех сторон несутся вопросы и ответы, это больше чем песня, это песнь, восхваляющая жизнь. Должно быть, изгнанника охватывает чувство тоски по родине, чувство безнадежности, он едет в Америку, никто не готов для такого путешествия больше, чем он.

– Ну а теперь, Сиверт, тебе пора возвращаться! – говорит он.

– Ладно, ладно, – отвечает брат, – раз тебе так хочется.

Они садятся на опушке, впереди виднеется село, торговая площадь, пристань, гостиница Бреде; несколько человек копошатся возле парохода, готовясь к отплытию.

– Однако мне, пожалуй, уже некогда сидеть, – говорит Элесеус, вставая.

– Жалко, что ты так далеко уезжаешь, – говорит Сиверт.

Элесеус отвечает:

– Да ведь я вернусь. И тогда у меня будет для разговоров не какой-то клеенчатый чемодан!

Прощаясь, Сиверт сует брату в руку какую-то завернутую в бумагу вещичку.

– Что это? – спрашивает Элесеус.

Сиверт отвечает:

– Пиши чаще! – и уходит.

Элесеус развертывает бумажку и смотрит: это золотая монета, те самые двадцать крон золотом!

– Нет, не надо, зачем! – кричит он.

Сиверт не останавливается.

Пройдя немного, он сворачивает в лес и опять садится на опушке. Внизу, у парохода, становится все оживленнее, он видит, как по трапу поднимаются люди, вот на борт парохода входит его брат, и пароход отчаливает. Элесеус уезжает в Америку. Он так никогда и не вернулся.

К Селланро приближается удивительная процессия, пожалуй, немножко смешная, но не только смешная: три человека с огромными ношами, с мешками, свисающими у них вдоль груди и спины. Они идут гуськом, шутливо перекликаясь друг с другом, но нести им их тяжело. Первым в процессии идет коротышка Андресен, да, впрочем, и вся процессия-то – его задумка: он снарядил в эту экспедицию самого себя, Сиверта из Селланро и еще третьего, Фредрика Стрёма из Брейдаблика. Чертовски забавный парень этот помощник Андресен, одно плечо у него перегнулось чуть не до земли, а куртка сползла едва не до поясницы, но он упорно идет вперед, неся свою тяжелую ношу.