Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В один из дней мы объездили с Николаем Александровичем все русские церкви Сан-Франциско: и Троицкий собор, открытый в 1910 году, строительство которого субсидировало русское правительство, белый с голубыми куполами, и Главный собор, громадный, очень красивый. Строили его трудно и долго. Это наш русский обычай: пока строили, все перессорились, сказал Слободчиков. Дверь в собор была, как всегда, заперта. В который раз я туда не попадаю. Настоятель собора — харбинский китаец Илья Вэнь, ему девяносто пять лет. Он до сих пор служит службы. Идеально, по словам Николая Александровича, говорит по-русски. В Сан-Франциско вообще живет ' много православных китайцев из Китайской духовной миссии.
Я слушала рассказы Слободчикова о епископах, настоятелях, владыках, о том, кто в эмиграции посещает какие церкви, кто русскую зарубежную, кто — американскую, по каким причинам, и думала, что вряд ли кто-нибудь помнит и знает сейчас больше, чем Николай Александрович. А мемуары он писать не хочет. Нет времени. Ведь не только музей на его руках. Звонки о возможных новых поступлениях раздавались и в эти считанные десять дней. Слободчиков тут же садился в машину и уезжал. Однажды уехал на целый день в Беркли: очень старая русская женщина собирается завещать музею старинный золотой бокал и ценные книги, просила приехать, посмотреть, договориться. По пути Николай Александрович наведался в еще один дом, там тоже давно собираются передать музею библиотеку русских энциклопедий и книг. Вернулся Николай Александрович из поездки возбужденный: он хотел было увезти кое-что из обещанной библиотеки тотчас же, но в последнюю минуту дарительница заколебалась. Зато он получил кое-какие любопытные рукописи (потом мы вдвоем выгружали их из багажника), договорился о передаче бокала — словом, много успел за этот день. Устал, приговаривал он вечером, пора на покой, но, как мне показалось, приговаривал так, для порядку, выражение лица у него было детски довольное. А я поймала себя на том, что успела втянуться в дела и заботы музея, в хлопоты Николая Александровича.
* * *
…Вечер, мы сидим в гостиной, старинные часы отбивают каждую четверть, хозяин дома читает газеты, я — мемуары его отца. И кажется мне, что мы знакомы и, не побоюсь сказать, дружны много-много лет, а ведь всего несколько лет назад… И тут я задаю ему вопрос, который давно собиралась задать, да в суете все забывала:
— Николай Александрович, а вы изменили свою фамилию, когда приехали в Америку? Она трудно произносится, длинная очень.
— Я? — Николай Александрович недовольно шелестит газетой. — Я вам отвечу, как отвечаю всем американцам. Знаете, сколько лет существует наша фамилия в Калифорнии? Назовите мне кого-нибудь, у кого дольше. Двести! И прикажете мне ее менять?
— Как двести? — изумляюсь я.
— Так! Я по документам установил. Двести лет назад в Калифорнию приехал и поселился казак Сысой Слободчиков.
— Но не предок же, раз казак, — возражаю я.
— Почему не предок? Какая разница! Ведь русский! — И Николай Александрович победительно рассмеялся.
Фотографии
Витрина магазина: Америка - страна эмигрантов
Ростислав Аркадьевич Небольсин с внуком Павлом Хлебниковым
Николай Иванович Рокитянский и Николай Александрович Слободчиков
Александр Лютиков
Одна из первых русских церквей в Сан-Франциско
Русский праздник в Форт-Россе
Литография Михаила Шемякина
Литография Михаила Шемякина
Литография Михаила Шемякина
Михаил Шемякин и Геннадий Васильев в мастерской художника
Мост через Русскую речку