Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Может, и у меня... хобби, — покривился Аркадий Семенович.
— Не верю. Не похоже.
«Вот пристал!» — с тоской оглянулся Аркадий Семенович. Эх, не хотелось ему говорить о мечте своей, выдавать ее постороннему человеку, потому что всякая мечта, если о ней говорить, обсуждать, перестает быть мечтой, превращается в обыденное дело. А расставаться с мечтой не хотелось. Но прижал как-то его так Илья Петрович, смотрел настойчиво, да и чувствовал он перед ним некую подспудную вину: не помог в беде, отстранился. Ладно, решил, скажу.
— Яхта мне нужна, чтобы уплыть....
— Уплыть? Куда?
— А в никуда. Просто уплыть.
— Вокруг света, что ли? Яхтсмен-одиночка?
— Да хоть и вокруг света. Это не имеет значения. Уплыть, вырваться из кругов... Вообразите вращающееся по кругу тело. Скорость вращения все быстрей, быстрей и вдруг — бац! Тело срывается и летит по касательной к этому кругу.
— А-а, понимаю. От суеты. Понимаю. Конечно. — Илья Петрович как-то по-новому глянул на Аркадия Семеновича, удивленно и уважительно приподняв брови. — Только... хочу заметить: вы забыли, что Земля круглая, из круга вам вырваться все равно не удастся.
— Я буду плавать зигзагами, — усмехнулся Аркадий Семенович. — Да и не в этом дело, поскольку я намереваюсь просто плыть без какой-либо цели, а значит круга в том смысле, в переносном, не получится.
— Ага, ага. Значит плыть и плыть...
— Да. Плыть и писать.
— Роман?
— И роман тоже. А главное, хочу просто писать, ничего не выдумывая, без всяких там сюжетных линий, без героев — описывать то, что подвернется под руку, на глаза попадется. Описать хочу океанские волны... Ах, что это за удивительная вещь — океанские волны! Они как живые, разумные существа... То ласковыми барашками прикинутся, то взъярятся вдруг, подобно доисторическим гигантским животным. То полны они гжельской густоты синевой, то подернутся акварельной бледной зеленью...
— Вы бывали в океане? Видели?
— Нет, не бывал. А можете вы вообразить лунную ночь в океане? Когда в небе низко-низко над тобой — кажется, что можно дотянуться рукой — висит полная луна, пронизанная неземным живым светом, и свет от нее выстилается по океанской глади серебряной тропой и словно бы разбрызгивается по сторонам от легких всплесков тихой зыби. А вокруг темнота и мрак, вокруг ничем не загороженное пространство и абс-солютная свобода! Абсолютная! Ничего нет, ни законов, ни инструкций, ни критиков, ни редакторов — пиши что хочешь и как хочешь! Кр-расота!
— Вы видели такую ночь?
— Нет. А в солнечный тихий денек, представьте — дельфины о форштевень трутся. Играют. Или эдак на хвосте за кораблем скачут... И на палубу заглядывают, в глаза тебе смотрят осмысленным взглядом, как будто сказать что-то хотят...
— Вы видели скачущих на хвосте дельфинов? — уже слегка раздражаясь, наклонился к нему Илья Петрович.
— Нет.
— Откуда же вы знаете?
— Мне один знакомый моряк рассказывал.
— А-а, понятно, — Илья Петрович вдруг встал и, заложив руки за спину, раздумчиво заходил около скамейки.
— А сколько на Земле живет удивительных народов! Возьмите Африку, что мы о ней знаем? Да ни черта не знаем! Все поверхностно! Вот вы вообразите такую картину: слабые сумерки где-нибудь в африканской саванне, холмы на фоне золотисто-голубого заката, редко-редко растут корявые, ветром скрюченные деревья, но вот различаете вы несколько притулившихся к подножью холма тростниковых хижин, обрамленных стайкой лохматых пальм, здесь же зеленым монументом возвышается манговое дерево и две стройненькие папайи торчат этакими египетскими иероглифами. Меж хижин разгорается все ярче костер, и вдруг доносится оттуда до ваших ушей ритмичный бой там-тама, к нему примешиваются звенящие звуки маримбы и веселые голоса людей, в мятущемся пламени костра мелькают танцующие тени...
— Эк расписываете! — остановился Илья Петрович. — Но в Африке-то вы, конечно, тоже не были?
— Не был! — вскинулся Аркадий Семенович. — И именно поэтому хочу там побывать! И не только там, но и в Новой Зеландии, и в Австралии, и в Полинезии и... и всюду! И все описать! Что такое: я — житель Земли, я имею право быть там, где пожелаю!
— Ну-ну, успокойтесь. Кто же говорит, что вы такого права не имеете? Имеете, — Илья Петрович вновь заходил около скамейки, о чем-то сосредоточенно думая. — Африка, — забормотал он, — это интересно. Там растут удивительные лечебные травы и есть гениальные врачеватели. Знахари, колдуны там всякие. Я читал. Поучиться бы, перенять. А и в Азии растут славные травки. Хм‑м! — легкая улыбочка сползла на его лицо и так застыла. — Туземцев лечить. Методом доктора Шмитько! Хм-м, — он опять приостановился. — Вот так, говорите, и плыть, куда глаза глядят? И где заблагорассудится причаливать? Как Миклухо-Маклай?
— Да, да, так и плыть, так и причаливать.
— Но, наверно, не только по экзотическим местам? И по европейским странам тоже? И в Америку?
— Везде!
— Хм-м, а ведь в этом что-то есть, — опять заходил, теперь уже слегка взволнованно, Илья Петрович. Даже стукнул с силой кулаком правой руки по ладони левой и взгляд устремил в пространство над Финским заливом.
— Ну, — оборотился к Аркадию Семеновичу, — и когда же вы закончите свой роман? Когда получите «крупную сумму единовременно»?
— Года через три при благоприятных обстоятельствах, — осторожно сказал Аркадий Семенович. — Ну да ведь это еще только так, мечты, предположения...
— Ха! Через три года! За три года черт-те что может случиться!
— Так что же делать. Раньше неоткуда взять денег.
— Черт знает! А не посмешить ли мир честной? — хохотнул Илья Петрович, прекратил свой беспокойный ход, прочно установился, руки сунул в карманы плаща и некоторое время так стоял молча, рассматривая Аркадия Семеновича, покачиваясь с пятки на носок и с носка на пятку. — Слушайте, слушайте, — вымолвил наконец. — А если, предположим, я дам деньги? Субсидирую, так сказать, ваше предприятие?
— Ну... — растерялся Аркадий Семенович, — ведь я не смог бы вам отдать... То есть, я совершенно не знаю, когда смог бы отдать...
— И не надо, ничего не надо. Деньги — грязь. Предположим, что