своей работы, освоившие ее культурное значение, я не вижу причин, которые помешали бы этим людям договориться о типе издания книг по истории дореволюционной поэзии нашей и о том, чтоб придать книгам этим характер действительно научный, «педагогический».

Возвратимся к «началу начал». «Библиотека поэта» была задумана как история русской поэзии XVIII–XX вв. в образцах, биографиях, очерках эпох — именно так, а не иначе.

История всякого процесса имеет свое начало. Я неоднократно говорил и писал о том, что «Биб[лиотек]у поэта» следует начать с народной песни, с былины, с Тредьяковского, т. е. — именно «научно» и строго хронологически. Нужно показать, как и чего ради Дмитриевы, Цыгановы, Мерзляковы и прочие многие причесывали народное творчество культурным гребнем «православия, самодержавия, народности», как барон Розен «создавал» либретто оперы «Жизнь за царя», и показать прочие многочисленные анекдоты, «имевшие место» в процессе стирания подлинного лица народа сел, деревень, казенных фабрик и промыслов. От этого порядка и плана работы молча отказались. Работа сразу же приняла характер работы «по линии наименьшего сопротивления», по силе симпатии каждого «единоличника», по принципу «всяк молодец на свой образец». Одному приятен Рылеев, другому — Державин, третьему — Бенедиктов. Получился хаос, который мне приходится наблюдать не только по линии этой работы. А вместе с тем получилось хвастовство, которое я чувствую в словах ленинградцев, сказанных в письме ко мне: «Популяризировать можно только твердые достижения научных изысканий» и — далее: «Мы считаем совершенно необходимым приступить к изданию популярной серии». Значит: утверждается, что уже есть «твердые достижения» А я не верю в это, ибо таковые достижения могли бы явиться лишь в том случае, если работе была бы придана историческая последовательность в изображении процесса развития поэзии.

Я очень прошу Вас, К. А., сообщить это мое письмо ленинградской группе, работающей по изданию старой поэзии. Мое окончательное мнение по этому вопросу таково: совершенно неважно, в какой издательской организации будет издаваться «Библиотека поэтов» в данном ее виде и будет ли она издаваться самостоятельно, одновременно и дробно в Ленинграде, Конотопе, Москве, Обдорске и других местах.

Но было бы крайне важно и очень полезно, если б обе группы, отказавшись от смешного, старенького, традиционного «партикуляризма», попытались объединиться и придать работе своей по истории русской поэзии хотя бы и не очень «научный», но серьезный, стройный характер. Работа по идее своей заслуживает иного отношения, чем то, кое проявлено. Значит — вопрос таков: возможно объединение, или «Нева с Москвой-рекой — увы! — непримиримы»? Есть опасность, что, прожив еще лет десяток и оглянувшись на то, каковы они были до 34 г. включительно, — литераторы увидят себя очень смешными людями.

Я совершенно подавлен убийством Кирова, чувствую себя вдребезги разбитым и вообще — скверно. Очень я любил и уважал этого человека.

1935

1141

Г. А. ВЯТКИНУ

12 января 1935, Горки.

Дорогой Георгий Андреевич —

верно, я — грешен, стихи писал, и не мало писал, и всегда очень дубовато. Понимая сие и будучи правоверным прозаиком, я уничтожал их, печатал же в молодости лет — по легкомыслию, а позднее — лишь в случаях крайней необходимости и когда мог оклеветать кого-либо из героев, будто бы это его, а не мои стихи. Но все же написано их так много, что иногда они откуда-то выскакивают, а издатели меня убеждают напечатать то или иное. Лично у меня — нет стихов, не сохранилось, и я не могу удовлетворить желание Ваше. В 32 г. «Академия» издала маленькую книжечку, в которую вошла «Баллада о графине де-Курси», «Девушка и Смерть», т. е. стихи, вошедшие в 1-й том моих рассказов, — очень красивая книжка, и я с удовольствием послал бы ее Вам, но не имею ни одного экземпляра.

Портрет мой пошлю из Москвы, куда, на-днях, поеду, — я живу за городом, верст на 50–60.

В статье Вашей о томском университете Вы сообщаете, что в его библиотеке хранятся записки о семье Борджиа — Вы самолично видели эти записки? Если — так, то это была бы замечательная находка. Не сообщите ли каких-либо подробностей по этому поводу?

Итак — Вы отработали в русской литературе как поэт и прозаик 35 лет. Искренно и горячо поздравляю Вас. Мне хорошо известно, что значит быть «культуртрегером» в провинции русской и как много нужно иметь любви к делу, веры в него, в его смысл и личного мужества для этой прекрасной по ее значению и трудной по условиям работы. Говоря о трудности работы, я разумею дореволюционное прошлое, а ведь половина Вашего труда — в нем. В настоящем нашем, которое, возбуждая зависть и ненависть к нам врагов наших, все-таки возбуждает в них удивление и уважение пред энергией нашего народа, — в настоящем я рад пожелать Вам доброго здоровья и неутомимости в работе на благо страны Союза Советов.

Крепко жму руку.

М. Горький

12. I. 35.

1142

А. С. ЩЕРБАКОВУ

13 января 1935, Горки.

Тов. Щербакову А. С.

Дорогой Александр Сергеевич!

Я думаю, что проверка «обещаний писателей» в той форме, как Вы предполагаете ее, — неудобна и, наверно, вызовет всякие подозрения, обиды, кривотолки. Люди «свободной профессии», самолюбивые и набалованные отношением общественности к ним, гг. литераторы могут вообразить, что их ставят в положение чиновников, хотят «ревизовать» и пр. и т. п. и в конце концов стесняют свободу их творчества. Но мне думается, что такая «проверка» должна явиться в результате публикации двух моих статеек о «Литературных забавах». Одна из них будет опубликована на-днях, другая вскорости за первой, а после этого и устроить вечерок, посвященный критике оных статей, в них речь идет как раз о требованиях эпохи, обращенных к литературе, и о поведении литераторов. Не совсем понятно, почему совещание о детской литературе отодвинуто на осень 35 г.? Разработка коренных вопросов литературы этой — дело настоятельное, с ним надо бы поторопиться, и его нужно соединить с просмотром деятельности Детиздата.

В редакции Альманаха детлитературы я — лишний, ибо с литературой этой плохо знаком, а знакомиться — не имею времени. Меня следует заменить знающей женщиной, но не педагогом, а литераторшей. И — не следует ли пригласить Сац? Да постановщицу «Рваных башмаков»?

Для Альманаха «Творчество народов» редакция очень громоздка, но, видимо, иначе нельзя. И еще нужно ввести башкира Афзала Тагирова. Тем более важно найти кого-то, кто — правильно сказано Вами — взял бы эту работу, как основную. Одного здесь — мало. Не годится ли Болотников? На стихи — Н. Тихонов? Вообще я очень мало знаю литературных