Джуд видела, что он боится услышать слова Лекси. Она его понимала. Легче подавить сердечную боль, чем преодолеть. По крайней мере, они оба выбрали эту дорогу. Джуд откашлялась и начала читать:

«Дорогая Грейс,

Мне было восемнадцать, когда ты родилась. Глупо, наверное, об этом писать, потому что сейчас мне всего девятнадцать, но я решила, что, быть может, тебе захочется это знать.

Как бы мне хотелось о тебе забыть. Ужасно такое говорить, но если бы ты была постарше и могла прочесть это письмо, то ты уже знала бы, где я нахожусь и что я сделала. Почему я не могу быть твоей мамой.

Поэтому мне хотелось бы тебя забыть.

Но я не могу.

Просыпаюсь в этом месте, и первое, о чем я думаю, — это ты. Я не знаю, какие у тебя глазки — зеленые, как у папы, или голубые, как у меня. Я не знаю, спокойно ли ты спишь по ночам. Если бы я могла, я бы пела тебе каждый вечер колыбельные, чтобы тебя убаюкать. Хотя, честно говоря, я не знаю ни одной колыбельной.

Я полюбила тебя еще до того, как увидела. Как такое возможно? Но так и произошло, а потом я взяла тебя на руки и затем отдала Заку.

А что мне было делать? Позволить, чтобы ты навещала меня в этом месте, смотрела на меня через решетку? Нет, этого не будет!

Я где-то прочитала, что горе можно сравнить со сломанной костью. Перелом нужно вправить, иначе будет болеть всю жизнь. Молю, чтобы ты когда-нибудь это поняла и простила меня.

Я не пошлю тебе это письмо, но, может быть, когда-нибудь, когда ты станешь большой, ты решишь меня отыскать, а у меня будет эта коробка с письмами, и я тебе их отдам. И тогда я скажу: „Вот видишь? Я любила тебя“. И, может быть, ты мне поверишь.

А до тех пор я хотя бы знаю, что с тобой все в порядке. Когда-то я воображала, что я одна из Фарадеев. Тебе очень повезло, что у тебя такая семья. Если когда-нибудь взгрустнется, ступай к Майлсу. Он всегда тебя развеселит. Или попроси Джуд обнять тебя — никто не обнимает лучше твоей бабушки.

А потом, не забывай, что у тебя есть папа. Если ты его попросишь, он покажет тебе все звезды на небе и убедит тебя в том, что ты можешь летать.

Так что я не стану о тебе тревожиться, Грейси.

Я попытаюсь забыть тебя. Прости, но так нужно.

Любить тебя очень больно».

Джуд посмотрела на сына — его глаза блестели от слез. Он снова был похож на мальчишку, ее золотого Зака, и в ту же секунду она вспомнила молодую Лекси, не умевшую скрывать своих чувств, лучшую подругу Мии. Она вспомнила девушку из передвижного домика, которая никогда не знала материнской любви, но при этом всегда улыбалась.

— Свидание Лекси и Грейс прошло не очень хорошо. Лекси все испортила.

— Как это?

— Она поторопилась, слишком сильно наседала на Грейс, а девочка не была готова.

— Она не знает, как быть мамой. Да и откуда ей это знать?

— Никто не знает, — тихо заметила Джуд. — Я помню, как мне было трудно с тобой и… Мией.

— Ты была превосходной мамой.

Джуд не могла на него глаз поднять.

— Когда-то, быть может. Но не теперь. Я давно перестала вести себя как твоя мама, и мы оба это знаем. Я потеряла что-то. Я думала… — Она умолкла и заставила себя посмотреть на сына. — Я винила тебя. Хотя знала, что неправа. И я винила Лекси. И себя тоже.

— Ты не виновата. Мы должны были знать, к чему это может привести в ту ночь, — сказал он.

Ее как ножом по сердцу резануло. Та боль, что всегда служила барьером, заставлявшим отступать. Но сейчас она двинулась дальше.

— Ты прав, — тихо сказала она. — Вам не надо было пить в ту ночь, но и Лекси не следовало садиться за руль, да и мне нельзя было вас отпускать. Я ведь знала, что будет пьянка. О чем я только думала, доверяя принятие решения перепившим юнцам? Почему я решила, что не смогу уберечь вас от выпивки? И… Мии следовало пристегнуться. Все по-своему виноваты.

— Нет, это моя вина, — сказал Зак, и хотя Джуд и раньше слышала, как он это говорит, она впервые ощутила тот груз, который он на себя взвалил. Ей стало мучительно стыдно за то, что она полностью ушла в собственное горе и позволила сыну нести свое бремя одному.

Она подошла к Заку, взяла за руку, потянула, заставила его встать.

— Мы все живем под этим грузом, Зак. Мы носим его так долго, что он искривил наши хребты, согнул нас. Придется нам снова расправлять плечи. Мы долж ны простить себя.

— Как? — спросил он. Его зеленые глаза были глазами Мии. Почему-то она забыла в своем горе, что у нее родились двойняшки, и Миа всегда будет жить в Заке. А теперь еще и в Грейс.

Она дотронулась до его лица, разглядев едва заметный шрам на скуле.

— Она там, в тебе, — с нежностью произнесла Джуд. — Как я могла о том забыть?

— Идем, — говорит мама Лекси, протягивая руку. — Ты ведь хочешь у меня жить?

Рука становится черной, у пальцев начинают отрастать длинные желтые ногти, похожие на крючки, и Грейс отчаянно визжит…

— Я здесь, принцесса.

Она услышала голос отца и бросилась в его объятия. От него пахло, как и должно было пахнуть, папой, и ночной кошмар развеялся; она вспомнила, что спала в своей кровати, в своей комнате, и вокруг все родное. Никаких чудовищ!

Папа крепко прижал ее к себе, поглаживая по волосам.

— Ну как, проснулась?

Она почувствовала себя крошкой.

— Прости, папа, — пробормотала девочка.

— Каждому человеку порой снятся плохие сны.

Она знала, что это так, потому что, когда была совсем маленькой, то часто слышала, как отец кричал во сне, и тогда она забиралась к нему в кровать. Он никогда не просыпался, но переставал кричать, если Грейс была рядом. А утром он устало улыбался и говорил, что пора ей вести себя как большая девочка и научиться спать в своей постели.

— Не отсылай меня, папа. Я больше не буду врать, обещаю. И не стану бить Джейкоба в нос, никогда. Я буду хорошей.

— Принцесса, — сказал он, вздыхая, — я ведь знал, что твоя мама к тебе вернется. Мне бы следовало подготовить тебя к встрече, да и самому тоже подготовиться. Просто я старался о ней не думать.

— Потому что она плохая?

— Нет, — сказал папа, и она испугалась, увидев, как он помрачнел. — Она как раз хорошая.

— Может быть, она стала плохой, когда была шпионкой.

— Она не шпионка, принцесса.

— Откуда ты знаешь?

— Просто знаю.

Грейс прикусила нижнюю губку.