Я спросил, кого он имеет в виду под собратьями, и он пояснил: тех, кто, подобно ему, взял на себя роль Cavalier servente при какой-либо даме. Это своего рода гильдия, добавил он, подчиняющаяся строжайшим правилам: Cavalier servente может вести себя по отношению к избранной Servite[63]так-то и так-то, но ни в коем случае не иначе; ухаживать за ней, исполняя все ее приказания, за исключением тех, что могут задеть его Честь; впрочем, чести его не наносится ни малейшего урона тем, что он сворачивает ее шаль, держит над ней зонтик и проч., и проч. Добиться такого положения непросто: предполагается, что amicizia[64]длится не один год; преждевременный Разрыв почитается вероломством и вызывает презрение. Если благоприятным образом возникает вакансия, то amicizia прекращается посредством sposizia[65]— и все заканчивается благополучно. Не могу передать, милорд, насколько досаждала моему собеседнику его неумелость, — отшвырнув в сторону шаль, он велел подать Закуски и предложил мне занять кресло возле жаровни — всем своим видом он, казалось, выражал порицание тонкостей светского обращения, полностью принимая, тем не менее, иx gravita[66], — его мрачный взгляд трудно было выдержать, однако на губах у него мелькала снисходительная улыбка, словно мирские обычаи он принимал за путаную загадку, которую готов некоторое время терпеть. Как только мы перешли к делу, меня охватило изумление: без всяких экивоков мне был задан вопрос — знаю ли я о твоем местонахождении! Мой собеседник, по его словам, усердно старался его выяснить, это ему не удалось, но, встретившись со мной на маскараде, он припомнил, что я каким-то образом с тобой связан.

«B прошлом, кажется, ваш друг прибегал к вашей помощи. Во всяком случае, именно вас он назвал своим Секундантом, когда послал вызов Призраку».

Я согласился, что выступал в этой роли — умолчав о том, дорогой друг, что был твоим секундантом и в другом поединке, когда твой противник действительно стал призраком, хотя в моем собеседнике и было что-то, побуждавшее к опасному легкомыслию, — не могу объяснить точно, но это так. Теперь я понял ясно, кто передо мной: это он претендовал на обличье того, кому уж никогда не вернуться, — он обращался к нам с такой дерзостью — а теперь открыто назвал себя твоим именем, прежде называясь им тайно!

"Итак, у меня к вам просьба, — продолжал мой собеседник, нимало не смутившись. — Я хотел бы, чтобы вы направили ему от меня конфиденциальное письмо". Я ответил утвердительно, добавив, что готов дать ему адрес, который надписываю на собственных письмах. Он отмел мое предложение и уточнил, что желает только, чтобы я вложил в мое письмо послание, которое он мне передаст. Далее он попросил меня держать все это в тайне — и полученное от него письмо, и даже то, что между нами состоялась беседа. Что ж! Мне почудилось, что эта просьба — не быть полностью откровенным — слегка задевает мою Честь, однако что-то подсказывало мне: умолчание жизненно важно для него — а возможно, и для тебя. Короче говоря, мой дорогой Друг, прилагаю письмо, доставленное мне запечатанным — печатью, тебе известной, которую ты к этому времени, вероятно, уже сломал; позволь только добавить, что податель сего послания (прости, что не называю его по имени и титулу, которым он пользуется — не понимаю, по какому праву) настоятельно заявил, что если письмо попадет тебе в руки со сломанной печатью, ты должен пренебречь как им самим, так и высказанными в нем просьбами. Уж не призыв ли оно содержит, и спешный? Впрочем, о сути дела я так и не имею понятия. Помимо прочего, под конец мой собеседник попросил приветствовать тебя, от его имени, словом: Брат».

1. lit de repos: Покинув Англию весной 1816 года, Байрон путешествовал в специально построенной карете, схожей до мелочей с тою, которую Наполеон оставил в Женаппе во время бегства после поражения в России. Эта карета не была столь малой и удобной, как описанная выше, но огромной и черной, а также подверженной поломкам, и потому вскоре от нее пришлось отказаться.

2. юный джентльмен: Лорд Бротон (Джон Кэм Хобхауз) сообщает мне, что эта история, повсюду рассказываемая о мистере С. Б. Дэвисе, совершенно достоверна: он охотно отправлялся каретой из Кембриджа, где состоял в должности, в Лондон и там предавался любимому занятию — азартной игре. Мистер Чарльз Бэббидж также путешествовал на континент в подобной карете. Она была построена по его собственному проекту и достаточно устойчива для перевозки научной аппаратуры. Мистер Бэббидж именовал ее «дормобилем». Полагаю, любители подобных гибридных конструкций обычно собираются вместе летом с тем, чтобы опробовать свои занятные транспортные средства и с наслаждением предаться бродячему образу жизни.

3. Фортуна: С. Б. Дэвис, действительно, несмотря на свое мастерство и умение сохранять хладнокровие во время игры, лишился в итоге крупных сумм — лорд Бротон полагает, исчисляемых десятками тысяч фунтов. Он также занимал деньги у друзей и бежал на Континент, так и не возвратив долги. По всей видимости, это единственный пример бесчестного поступка со стороны мистера Дэвиса в той сфере, где бесчестные (а вернее, мошеннические) приемы отнюдь не в новинку; сфера эта, впрочем, держится на том, что большинство все-таки выполняет свои обещания и выплачивает долги вплоть до последнего, — а иначе скачки, игорные дома, тотализаторы и букмекеры по всему миру растаяли бы в воздухе без следа.

4. сошла с ума: Как, должно быть, просто и, допускаю, даже приятно обрушивать на своих врагов (или хотя бы на их тени) бедствия, которые и Богам было бы труднее наслать, нежели иным сочинителям. Мне прямо-таки чудится его смех — и я едва удерживаюсь, чтобы не содрогнуться.

5. Математические Задачи: Язвительная сатира лорда Байрона (см., напр., донну Инесу в «Дон-Жуане») зачастую приписывала моей матери холодно-математический склад ума, отвлеченного и целиком погруженного в Числа. На деле леди Байрон имеет довольно скудное представление о Математике — как элементарной, так и высшей — и не притязает на знание таковой; единственное основание, которым руководился лорд Байрон, приписывая ей эту способность, заключается в том, что его понятия о математике были еще худшими.

6. единственный Глаз: Миф о Персее и Андромеде. Злыми они не были — они боялись всего и вся. Меня держали в неведении о том, что опасались они моего похищения, — однако дети, конечно же, понимают и улавливают гораздо больше, нежели предполагают старшие (впрочем, становясь родителями, мы об этом забываем). Я догадывалась, что составляю (или могу составлять) главную цель планов моего далекого отца, и хорошо помню трепет ужаса и предвкушения — смешанное чувство, чтобы не сказать больше, — которое меня охватывало, когда мимо проезжала карета или в поздний час раздавался стук дверного молотка: я убеждала себя, что давно ожидаемое похищение вот-вот произойдет Даже сейчас