Ему так много нужно рассказать им, но он не знает, с чего начать. Он колеблется. На какое-то мгновение он сомневается, что вообще сможет найти верные слова. Он молчит, не в состоянии преодолеть психологический барьер, точно так же, как тогда, когда сидел в своем кабинете за компьютером, пытаясь написать первое предложение нового романа.

Когда же он внезапно начинает говорить, слова вырываются из него водяным потоком, который грозит прорвать плотину:

– Человек, существует человек, он выглядит как, точно как я, даже я сам не вижу разницы, и он украл мою жизнь. Пейдж и дети думают, что он – это я, но он – не я. Я не знаю, кто он и каким образом обманул Пейдж. Он забрал у меня память, не знаю как; как ему удалось украсть у меня так много и оставить меня ни с чем.

Его отец кажется удивленным, и действительно, как он может оставаться равнодушным, слыша такое. Но что-то в удивлении отца не то, что-то неуловимое и не поддается определению.

Рука матери застывает на его правой руке, скорее инстинктивно, чем сознательно. Он не смеет взглянуть на нее.

Он торопится, сознавая, что они не понимают его, пытается поскорее все объяснить:

– Говорит, как я, движется, стоит, как я, и кажется мною. Я долго думал об этом, старался понять, кем он может быть, откуда взялся. У меня только одно объяснение, даже если оно кажется невероятным, понимаете? Как с Кевином Мак-Карти или Дональдом Сазерлэндом в фильме "Вторжение захватчиков тел", что-то нечеловеческое, не из этого мира, нечто, что может абсолютно имитировать нас и отнимать у нас память, стать нами. Но он не смог убить меня и избавиться от тела после того, как забрал мой мозг.

Задохнувшись, он замолчал.

Минуту никто из родителей не проронил ни слова.

Они обменялись взглядами. Ему не понравился этот взгляд. Он ему совсем не понравился.

– Марти, – заговорил отец, – может, ты начнешь с самого начала, но медленнее, и расскажешь нам, что именно произошло, шаг за шагом.

– Я попытаюсь рассказать вам, – в отчаянии говорит он, – я знаю, это невероятно, в это трудно поверить, но я рассказываю тебе, папа, все как есть.

– Я хочу помочь тебе, Марти. Я хочу поверить тебе. Поэтому успокойся и расскажи мне все с самого начала. Дай мне шанс понять тебя.

– У нас мало времени. Неужели вы не понимаете? Пейдж и дети вот-вот приедут сюда с этим существом, с этим нечеловеческим созданием. Я должен забрать их у него. С вашей помощью я должен убить его и вернуть себе семью прежде, чем будет поздно.

Его мать бледна и кусает губы. Глаза затуманились от слез. Она так сильно сжимает его руку, что ему почти больно. У него зарождается надежда, что она понимает всю глубину и отчаянность его положения.

– Все будет хорошо, мама. Как-нибудь мы справимся с этим. Вместе у нас есть шанс.

Он взглядывает на окна. Он боится увидеть БМВ, подъезжающую по заснеженной улице к дому. Но ее еще нет. У них все еще остается время, может быть, всего несколько минут, но время еще есть.

Откашлявшись, отец говорит:

– Марти, я не понимаю, что происходит…

– Но я же сказал вам, что происходит, – кричит он. – Черт возьми, папа, ты не знаешь, через что я прошел. – У него текут слезы, и он пытается сдержать их. – Мне было так больно, так страшно. Все, что я помню, – это страх и одиночество и попытки понять все, что случилось.

Его отец протягивает руку и кладет ее ему на колено. Отец обеспокоен, но не так, как бы ему хотелось: Не заметно, чтобы он был разгневан тем, что какое-то странное существо отняло у его сына жизнь, или был напуган, узнав о существовании нечеловеческого присутствия на земле, и выдающего себя за человека. Он кажется просто встревоженным… и грустным. Не понятно почему, но в его голосе чувствуется грусть.

– Ты не одинок, сынок. Мы всегда здесь и. готовы все для тебя сделать. Ты же знаешь об этом.

– Мы будем рядом с тобой, – говорит мама. – Мы будем помогать тебе всем, чем сможем.

– Если приедет Пейдж, как ты говоришь, – добавляет отец, – мы сядем вместе за стол, все обсудим и постараемся понять, что происходит.

Их голоса немного снисходительны, как если бы они говорили пусть с умным и слишком чувствительным ребенком, но все равно ребенком.

– Заткнитесь! Немедленно заткнитесь! – Он выдергивает свою руку из материнских рук и вскакивает с дивана, дрожа от разочарования.

Окно. Падающий снег. Улица. БМВ не видно. Но скоро она появится.

Его мать сидит на краешке дивана, она закрыла руками лицо, плечи опущены, ее поза выражает или горе, или отчаяние.

Он должен добиться понимания. Его сжигает эта необходимость, он в отчаянии от своего неумения донести до них самое главное из всего, что с ним случилось.

Его отец встает с кресла. Встает как-то нерешительно. Руки висят по бокам.

– Марти! Ты пришел к нам за помощью, мы готовы помочь. Бог, свидетель, что мы хотим помочь тебе, но мы не сможем помочь, если ты нам не позволишь.

Отняв руки от лица, со слезами, текущими по щекам, его мать говорит:

– Пожалуйста, Марти, пожалуйста.

– Никто не застрахован от ошибок, – добавляет отец. . – Если – это наркотики, – говорит мама сквозь слезы, обращаясь больше к отцу, чем к нему, – мы с этим справимся, дорогой, мы сумеем с этим справиться, мы найдем тебе врача.

Мир, заключенный в стеклянном шаре – такой красивый, мирный, вечный – в котором он прожил бесценные мгновения с тех самых пор, когда его мать раскрыла ему свои объятия на пороге дома, сейчас внезапно разбивается. Уродливые кривые трещины, как шрамы, появляются на его поверхности. Мирная, ясная атмосфера этого краткого рая с шипением выходит из шара, впуская отравленный воздух ненавистного мира, в котором существование требует бесконечной борьбы против безнадежности, одиночества и непонимания.

– Не поступайте со мной так, – умоляет он. – Не предавайте меня. Как вы можете поступать со мной так? Как вы можете быть против меня? Я же ваш сын.

Отчаяние сменяется злобой.

– Ваш единственный сын. Злость перерастает в ненависть.

– Мне нужна помощь. Мне нужно. Неужели вы не видите? – Он дрожит от ярости. – Неужели вам все равно? Неужели у вас нет сердца? Как вы можете быть такими ужасными, такими жестокими? Как вы смогли допустить, чтобы все кончилось так плохо?

* * *

На станции техобслуживания в Бишопе они остановились, чтобы купить цепи на колеса. Им пришлось заплатить и за то, чтобы здесь же их нацепили на БМВ. Калифорнийский дорожный патруль рекомендовал, но не требовал, чтобы все транспортные средства, направляющиеся в Сьерра-Невада были оснащены цепями.

Дорога Триста девяносто пять разделилась и пошла на запад от Бишопа. Несмотря на значительный подъем, они быстро проехали Рованну и Кроули-Лейк, потом миновали залив Мак-Ги и Конвект-Лейк и переехали на дорогу Двести три немного южнее Каза-Диабло-Хот-Спрингз.