— Летая в космос, Дмитрий Федорович, нельзя не выходить в него. Такая операция может потребоваться при встрече кораблей на околоземной орбите, при проведении специальных наблюдений, а также в случае необходимости ремонтных работ на внешнем оборудовании корабля. Нельзя исключать и такую ситуацию, когда экипаж одного корабля должен будет оказать помощь экипажу другого.

Доводы Королева прозвучали весомо.

В отличие от первого «Восхода» «Восход-2» имел шлюзовую камеру. В камеру из кабины корабля вел внутренний люк, а из нее в открытый космос — другой, внешний. Оба люка открывались либо вручную, либо с помощью электродвигателя.

Перед выходом пилота в шлюзовую камеру давление в ней выравнивалось с давлением внутри корабля. Только тогда открывался внутренний люк и пилот «заплывал» в шлюзовую камеру. Внутренний люк закрывался, и пилот открывал внешний люк для покидания шлюзовой камеры. Люк при этом оставался открытым.

После «свободного плавания» космонавта за бортом корабля он возвращается в шлюзовую камеру, закрывает внешний люк. Вновь сравнивается давление внутри корабля и в шлюзовой камере. Тогда открывается внутренний люк, и космонавт возвращается в свое пилотское кресло. При спуске шлюзовая камера отсоединяется от корабля и в дальнейшем, как и приборный отсек, сгорает в плотных слоях атмосферы.

Скафандры у выходящего в открытый космос пилота и остающегося в корабле командира экипажа были одинаковыми. Ведь и командир, в случае необходимости, должен быть готов выйти из корабля и оказать экстренную помощь товарищу.

Особое внимание Главный конструктор уделил герметизации скафандра. Его оболочка состояла из нескольких слоев, а в шлеме имелось двойное герметическое остекление и защитный фильтр. От солнечного жара космонавта спасало специальное синтетическое покрытие. На спине у выходящего за борт пилота располагался небольшой ранец с суточным запасом кислорода.

На следующий день после заседания Военно-промышленной комиссии Главный конструктор пригласил к себе на производство в Подлипки генерала Каманина и весь отряд космонавтов, чтобы ознакомить их с «Восходом-2». Традиционно приехал Гагарин, планируемый экипаж корабля, Беляев и Леонов, а также их возможные дублеры, Горбатко и Хрунов.

Когда испытатели космической техники подошли к кораблю, снабженному впереди каким-то «странным наростом», Сергей Павлович объяснил предназначение шлюзовой камеры. Тут же он предложил Леонову облачиться в скафандр и выполнить предстоящий эксперимент выхода через шлюзовое устройство. Он занял по времени около двух часов. В дальнейшем, во время практических тренировок, корабль помещали в барокамеру с вакуумом, соответствующим разреженности воздуха на высоте тридцать шесть километров, и тщательно отрабатывали технологию реального выхода в открытый космос.

В середине декабря Главный конструктор организовал на Байконуре показ космической техники. Планируемый экипаж «Восхода-2» демонстрировал операцию выхода за борт корабля. Леонов облачился в скафандр, не надев защитный чехол. Это не прошло мимо внимания Королева. Он велел непременно надеть чехол, чтобы в процессе выхода из корабля не цепляться за многочисленные вентили и технологические скобы.

Стремительно пролетели для Главного конструктора январь и февраль шестьдесят пятого. Сразу после полудня 9 марта «космический десант» из Звездного прилетел на Байконур. День выдался по-весеннему теплым и солнечным. Однако по мере приближения старта «Восхода-2» напряжение возрастало. Сергей Павлович признался академику Благонравову: «Даже тогда, когда, казалось бы, все тщательно проверено, остается доля риска, которая не дает покоя. Такая сложная у нас техника».

В письме жене с космодрома Королев писал:

«Мы стараемся все делать, не торопясь, основательно. Наш девиз: беречь людей. Дай-то бог нам сил и умения достигать этого всегда, что, впрочем, противно закону познания жизни. И все же я верю в лучшее. Все мои усилия, мой разум и опыт направлены на то, чтобы предусмотреть, предугадать как раз то худшее, что подстерегает нас на каждом шагу в неизведанное».

Ближе к полуночи 15 марта генерал Тюлин позвонил Главному конструктору. Сергей Павлович еще не спал.

— Три часа назад заходил к космонавтам, — поделился он с председателем Государственной комиссии. — Приятно было на них смотреть, Георгий. Собранны, веселы, к работе готовы.

— У тебя, Сергей, имеются какие-то сомнения? — поставил прямой вопрос генерал Тюлин.

— Сомнения, — послышалась усмешка на другом конце провода. — А ты, Георгий, разве живешь без сомнений?

— У меня должность сейчас такая, товарищ Главный конструктор, — ответил председатель Государственной комиссии. — Я должен ставить под сомнение все то, что ты придумываешь со своим конструкторским коллективом.

— А что думаешь, о предстоящем полете?

— Зная твою щепетильность, верю в полный успех эксперимента с выходом Леонова.

Дальше разговор пошел уже намного бодрее. Сергей Павлович вернулся к мысли о космонавтах:

— А ты знаешь Георгий, Леонов собирается взять с собой на борт толику цветных карандашей и подготовить отчет о полете в красках. Вообще, он, конечно, молодец. Я одобрил его намерение.

— А что ты скажешь о Беляеве? Генерал Каманин считает его одним из лучших в отряде. Я с этой оценкой согласен.

— Беляев — человек зрелый, многоопытный. Он, как и Комаров в прошлом полете, наверняка не подведет.

— Я тоже так думаю. Павел Иванович очень импонирует мне своей сдержанностью и умением анализировать сложившуюся ситуацию. В нашем деле — это похвальное качество.

— Правильно, Георгий. Я ведь из-за Комарова и Беляева, в связи с их проблемами со здоровьем, едва не рассорился с Яздовским. Повздорил с ним очень крупно.

— А что Владимир Иванович не верил в их возможное выздоровление и возвращение в отряд?

— Он настойчиво предлагал мне обоих отчислить из Центра подготовки. Но я не дал такого согласия. Спасибо, Каманин меня здорово поддержал.

— Что ты сказал, Сергей, ребятам при встрече?

— Я не скрывал от них сложностей предстоящего полета. Предупредил, что главное в их действиях — четкость. Надо постоянно учитывать все обстоятельства и принимать разумные решения. Всего на земле предусмотреть невозможно.

Тут Королев замолчал на минуту, а потом перевел разговор на другую тему, спросив:

— А ты почему не спишь, Георгий?

— Думаю о наших проблемах, в том числе о твоих взаимоотношениях с Глушко и Мозжориным.

— И что же ты думаешь об этих отношениях?

— Думаю, что Мозжорин — наш твердый единомышленник, а вот Валентин Петрович тормозит твой «Лунный проект» по причине собственных сомнений в его осуществимости.

— А ты знаешь, Георгий, почему Челомей уволил недавно сына Хрущева, Сергея, из своего ОКБ?

— Слышал о каких-то претензиях к нему по работе, но деталей дела не знаю. Мало ли что может прийти в голову Владимиру Николаевичу. Он ведь человек амбициозный.