Дафна знала, что случилась: она поймала до боли яркий луч из города внизу в тот же миг, когда вспыхнули фары, установленные позади ее стула. И от этого, по-видимому, у нее произошло раздвоение сознания.

Башня, казалось, падала – или у грузовика сломался стояночный тормоз, и он вместе с палаткой сорвался с края плато и парил в воздухе… Ее запястья были примотаны к стулу, но и не двигая ими, она проникла сквозь ткань палатки, пересекла площадку, усеянную грязным гравием, и что было сил ухватилась за хижину.

Кресло, в котором сидел Гольц, покачнулось, а дом хорошенько встряхнуло на бетонном фундаменте, и в тот же миг треснули оконные стекла, а из кухонных плит вырвалось рыжее пламя. Вцепившись в подлокотник, Гольц выкрикнул:

– Канино, усыпи ее! Бегом туда, это она устроила! – он задыхался и махал рукой Фреду.

Канино распахнул входную дверь, замер на миг перед слепящими языками пламени и рванул наружу. Старый Фрэнк Маррити выронил бутылку и неуклюже поднялся на ноги.

– Фред, – прохрипел Гольц и, когда парень оглянулся, указал на себя, потом на дверь.

Фред покачал головой и бросился следом за Канино.

Дом наполнился рыжим от огня дымом, и Гольц не мог уже ни кашлянуть, ни вдохнуть. Опираясь на одну рабочую руку, он попытался подняться с кресла, чтобы доползти до двери. Слышно было, как Маррити, ударившись о косяк, выскочил наружу.

Сквозь дым и запотевшие очки Гольц мало что видел, но все же различил высокую женщину, возникшую из дыма в глубине кухни. Она шагнула к нему, и сильные руки взялись за ручки кресла-каталки.

Он кивнул – а женщина уже мощно взяла разгон, толкая его с такой силой, что его прижало к спинке, и он прошептал: «Нет». Кресло, двигаясь со скоростью двадцать миль в час, звякнуло колесами о порог и взлетело на воздух.

Он пролетел добрых пять футов и упал лицом на гравий. Сверху на него грохнулось кресло, а затем Раскасс.

Раскасс скатился с него, и Гольцу наконец удалось набрать в легкие воздуха. Исцарапанное лицо горело огнем, он был уверен, что сломал несколько ребер, но думал он только о правой руке, которая слушалась его с огромной неохотой. Однако он заставил ее пошарить под ним и крепко сжать рукоятку армейского кольта сорок пятого калибра.

Голос, в котором еще можно было узнать Раскасса, произнес:

– Кресло, убери с него кресло, Фред. Быстро.

Тяжелое угловатое кресло отлетело в сторону, и грубая рука, ухватив за правое плечо, перевернула Гольца на жестком гравии лицом вверх.

Фред развернулся и смотрел на дом. Даже без очков Гольц заметил абсолютно бессмысленное выражение его лица. Не в силах вынести этого – и в силу ряда других причин, – Гольц выдернул оружие из-за пояса, слабой рукой навел ствол на Фреда и спустил курок. Резкий звук выстрела ударил в уши и отдался вспышкой боли от запястья до плеча.

Сапоги Фреда взлетели над землей, и он приземлился в шести футах от того места, где стоял.

Послышалось шарканье подошв, до Гольца долетел голос Канино, но он не смог разобрать ни слова.

– Я же говорил вам, – выдохнул он, хотя никто его не услышал бы. – Я предупреждал, что она может это сделать.

Канино ухватил его за грудки и приподнял, и от боли в сломанном левом плече он потерял сознание.

Старый Фрэнк Маррити обошел грузовик и спрятался в тени палатки: только здесь жар горящего дома не обжигал лицо и руки, только укрывшись от прямого огня, он мог видеть, что происходит. Приходилось делать усилие, чтобы сфокусировать взгляд: он хорошо набрался рома и опьянел сильнее, чем ему хотелось бы.

Молодой Фред лежал на земле, очевидно мертвый. Мертвым казался и Гольц, которого Канино наполовину нес, наполовину тащил к грузовику. Сквозь рев огня Маррити расслышал выстрел.

Человек, которого недавно называли Денисом Раскассом, тоже направлялся к грузовику следом за Канино. Все те же седые, коротко остриженные волосы, но тело под измятым деловым костюмом было явно женским. Она не отрывала глаз от земли, продвигаясь сквозь дым и рыжие отблески пламени, и хотя ее руки и ноги шевелились при ходьбе, Маррити показалось, что ее шаги не потревожили ни одного камешка.

«Они демоны, – подумал он. – Надо спрятаться повыше среди скал, а утром пешком уходить в город. Но на одной ноге я далеко не уйду, – думал он, злобно уставившись на палатку. – Пусть они сотрут Дафну. И никакая „психическая связь“ не может этому помешать. Все это выдумала Шарлотта Синклер, чтобы вместо Дафны стерли ее».

Канино забросил обмякшее тело Гольца в кабину грузовика, затем обошел его и запрыгнул на платформу. И сверху заметил Маррити, укрывшегося в длинной тени палатки.

– В кабине могут поместиться четверо, – с ухмылкой на потном лице сказал ему Канино, – включая маленькую девочку, а вот вам придется как-то удерживаться на платформе.

Запустив руку в карман джинсов, он вытащил складной нож и, выщелкнув лезвие, скрылся в палатке и через несколько секунд появился снова с Дафной на руках. Она тоже казалась мертвой: голова на сгибе его локтя безвольно запрокинулась, а свободная рука свисала, как обрывок веревки.

У Маррити перехватило горло.

«Все-таки они ее убили! – в смятении соображал он. – Это ведь хорошо, да? Я молодой буду жить без нее…

Но при виде ее безжизненного тела на руках незнакомца его отбросило в памятный день девятнадцать лет назад, когда он, выбиваясь из сил, раз за разом повторял на полу ресторана прием Геймлиха, а потом сквозь слезы смотрел, как парамедик уносит тело его дочери.

Канино бережно опустил девочку на платформу, спрыгнул вниз и взял тело на руки.

– Я дал ей снотворное, – сообщил он Маррити. – Очнется через час.

Он зашагал к открытой пассажирской двери, остановился и бросил через плечо:

– Разберите палатку и сбросьте на землю. И найдите, за что держаться, какую-нибудь веревку или рейку, – дорога тут ухабистая.

Шарлотта и Маррити лежали в темном кузове рычащего и качающегося фургона; обоим обмотали лодыжки проволокой и пристегнули замком к кольцу, торчащему из пола у задних дверей. Малк сел за руль. Плиту Чаплина, ящик со стеклянным цилиндром и золотой проволокой из сарая Грамотейки погрузили в другой фургон, в котором ехали Мишел и Лепидопт, прихватив с собой бомбу, способную, если верить Мишелю, разом уничтожить машину Эйнштейна, вместе с плитой Чапина и всем остальным.

Всего десять минут назад Шарлотта сидела рядом с Фрэнком на кровати в мотеле «Вигвам», глазами Лепидопта наблюдая, как они вместе с Малком заворачивают в одеяло прямоугольный цементный блок, обхватывают его веревочными петлями и приматывают клейкой лентой к верхнему краю две пенопластовые головы в кипах.

– Когда прибудем на место, – сказал Лепидопт Малку, – вынесем ее наружу. Что бы о нас ни подумали, но кражу плиты из Китайского театра точно не заподозрят.