Мы обсудим это позже, Фэллон.

О, можем поспорить на твою пернатую задницу, что мы так и сделаем.

– На что ты смотришь? – Вопрос Данте вырывает меня из ярости.

Может быть, я сейчас и не главная защитница ворона, но он мне все еще нужен, поэтому я стискиваю зубы.

– Звезды. В этой части королевства они ослепительны.

Сверкающие, как драгоценности, глаза принца снова встречаются с моими.

– Ярче, чем на нашей стороне?

Я все еще так стискиваю зубы, что слова выходят с трудом.

– Возможно, не в Изолакуори, но определенно ярче, чем в Тарелексо.

Данте изучает меня, как будто пытается заглянуть за фасад моих мыслей. Я стараюсь сделать преграду повыше.

– Можем ли мы продолжить этот разговор уже во владениях моей семьи? Я забыла плащ, а здесь прохладно.

Его взгляд опускается с моего подбородка на ключицу и обнаженные плечи. Несмотря на то что я все еще потрясена открытием, что Морргот способен читать мысли, я не могу не вздрогнуть от пристального взгляда Данте и блеска, который появляется в его глазах.

Возможно, он здесь с какой-то другой женщиной, но я тоже имею на него влияние.

Его пальцы пробегают по золотым пуговицам белого мундира, расстегивая каждую. Он подъезжает ближе, сбрасывая элегантное одеяние, затем отпускает поводья и наклоняется вперед в седле, чтобы накинуть тяжелую белую ткань мне на плечи.

От воротника исходит его аромат – минеральный с оттенками соли и мускуса… родной. Я глубоко вдыхаю, позволяя ему проникнуть в меня и улучшить настроение.

Данте задерживается рядом со мной.

– Ты напугала меня, Фэллон.

Жар его шепота уничтожает все вокруг, каждый звук, каждый цвет, каждого свидетеля.

Внезапно меня совсем не волнует обман Морргота. До тех пор, пока он может сделать Данте королем, а меня – его королевой, ворон может вводить меня в заблуждение сколько угодно.

Фурия кусает за круп коня Данте, вызывая болезненное ржание.

– Фурия, – упрекаю я коня. Я собираюсь спросить, что на него нашло, когда понимаю, что это, вероятно, не что, а кто.

Несмотря на искушение посмотреть в сторону неба, я избегаю поднимать глаза.

Не сходи со своей дороги, Behach Éan, потому что у тебя нет трона, который ты могла бы занять, пока не исцелишь меня.

Его прозвище серьезно начинает действовать мне на нервы.

– Фэллон? – Складка между бровями Данте говорит мне, что это не первый раз, когда он обращается ко мне. Он кивает на открытые ворота.

Мне не нужно касаться пятками бока Фурии или трясти поводьями. Мой конь, как всегда, знает дорогу.

Когда мы въезжаем в Тареспагию, я наконец могу разжать зубы и расслабиться. Это не значит, что я уже готова к всепрощению.

Не отрывая взгляда от крепостных стен из песчаника, окружающих поместья чистокровных, я решаю в полной мере воспользоваться вторжением ворона в мои мысли.

Поскольку ты можешь читать мысли, Морргот, скажи мне, что в голове Данте. Подозревает ли он, что я лгу?

– Почему ты не сказала мне? – Данте останавливает свою лошадь рядом с моей.

В отличие от узких улочек Сельвати, здесь по дороге вполне может пробежать табун лошадей.

Я застегиваю верхнюю пуговицу мундира, чтобы он не свалился.

– Сказала что?

– Что хочешь отправиться в Тареспагию.

– Я слышала, что у тебя гости, поэтому не стала тебя беспокоить. – Кто знал, что визит глейской принцессы будет настолько уместен?

Бронвен… Бронвен, несомненно, устроила это. Кожу покалывает от осознания, что мной управляют, как марионеткой.

Бронвен пригласила принцессу, Морргот?

Данте сжимает челюсти.

– Ты обещала…

Я жду продолжения.

– Что я обещала?

– Что не попадешь ни в какие неприятности.

– А ты обещал не целовать другую женщину.

Я жду, что он скажет, что он не целовал, и его молчание – удар в сердце.

– Она милая?

Пожалуйста, скажи «нет».

Он переводит взгляд с моего лица на дорогу, но я не думаю, что он видит каменные плиты или пальмы по краям.

– Да.

Борясь с ревностью, я смотрю на деревья. Они такие прямые, толстые и высокие, с массивными колышущимися листьями. Они похожи на великанов. Их точно взрастили фейри земли, так же и цветочные лозы, оплетающие верх крепостных стен.

– Но она – не ты. – Его запоздалый ответ цепляет мое замирающее сердце и снова заводит его.

Его удары, громкие, как набегающие волны, должно быть, проникают в уши Данте, потому что робкая улыбка касается его губ.

И все же он целовал ее, раздается непрошеный голос.

– Мы здесь. – Данте тянет за уздечку своего коня, напрявляя по тропинке, вымощенной тем же мерцающим песчаником, который украшает стены, похожие на крепостные валы, и широкие дороги между ними. – Праздник устроен в честь Марко. Он будет присутствовать.

– Это прекрасно.

Если он и удивлен моей готовностью проводить время с его братом, он не заостряет на этом внимания.

– Твоя прабабушка знает, что ты приедешь?

– Нет. Это сюрприз.

– Она не из тех женщин, для которых хочется устраивать сюрпризы.

Ничего нового он мне не сказал, потому что я всегда представляла ее как женскую версию дедушки. Такая же черствая и стыдящаяся нас с мамой.

Боги, если бы она знала, кем был мой отец… если бы кто-нибудь знал, кем он был…

Даже Данте посмотрел бы на меня с откровенным ужасом.

Я немедленно прогоняю эту мысль прочь. Данте всегда принимал меня такой, какая я есть, с круглыми ушами и все такое. Он никогда не стал бы думать обо мне по-другому, если бы узнал, чья кровь течет в моих венах.

Но он узнает.

Скоро.

Мы останавливаемся перед поместьем, которое затмевает Акольти. В отличие от домов в Сельвати, этот покрыт мозаикой из бирюзового стекла и перламутра, которая переливается, как каналы Изолаукори.

Данте протягивает руку. Хотя теперь я могу спускаться с Фурии с некоторой грацией, я все равно принимаю его помощь. Любой предлог, чтобы прикоснуться к нему.

Он отпускает меня в тот момент, когда мои ботинки касаются земли. Да, я в ботинках. Сьюэлл в спешке забыл про туфли. Без сомнения, они вызовут много насмешек. Меня это не очень волнует, потому что я здесь не для того, чтобы произвести благоприятное впечатление или завязать отношения с родственниками, которым на меня наплевать.

Я здесь для того, чтобы отвлечь на себя внимание.

Я поворачиваюсь к Сьюэллу и передаю ему поводья Фурии.

– Проследи, чтобы его накормили и напоили.

Наши взгляды встречаются на долгий миг.

– Конечно, миледи, – произносит он с заметным сельватинским акцентом.

Искушение посмотреть вверх мучительно.

Что теперь, Морргот?

Теперь ты ослепляешь