Об узловых пунктах творческого пути А.Т. Твардовского легче всего судить по его поэмам: «Страна Муравия» — 1936, «Василий Тёркин» — 1942–1945, «Дом у дороги» — 1946, «Тёркин на том свете» — 1954, «За далью даль» — 1950–1960, «По праву памяти» — 1968. На самой вершине находится «Василий Тёркин. Книга про бойца».

Главная поэма А.Т. Твардовского выходила в армейской печати с 1942 года по 1945. Между тем её замысел возник ещё во время финской войны. 20 апреля 1940 г. А.Т. Твардовский писал о своём герое: «Холост. Очень умелый и находчивый человек. Играет на чём придётся — балалайка так балалайка, гармонь так гармонь.

Он умеет и кашеварить. На походе случается ему и блины печь, и курицу жарить, и корову доить…» (Там же, с. 182).

Вот так писалась эта поэма: сначала — проза, а потом — стихи. Время от времени они как бы из неё выскакивали. 2 мая 1940 г. А.Т. Твардовский записал в своей тетради: «Обдумываю своего Тёркина. Уже иной раз выскакивают строчки.

Это Вася на передовой, когда ребята приуныли под обстрелом миномётов. Одна разорвалась совсем близко. Под обстрелом Тёркин начинает рассказывать какую-то потешную историю:

(Там же, с. 193).

Только к 1945 г. разрозненные главы о Василий Тёркине сложились в законченную поэму. Работа над нею — самое счастливое время в творческой биографии его творца. В статье «Как был написан „Василий Тёркин“» он вспоминал о своей военной поэме: «Каково бы ни было её собственно литературное значение, для меня она была истинным счастьем. Она мне дала ощущение законности места художника в великой борьбе народа, очевидной полезности моего труда… „Тёркин“ был для меня… моей лирикой, моей публицистикой, песней, и поучением, анекдотом и присказкой, разговором по душам и репликой к случаю» (Твардовский, 1980, с. 129).

В бесконечном споре между эстетами и утилитаристами в искусстве А.Т. Твардовский решительно присоединился к последним. Отсюда не следует, что он пренебрегал формой. Мы находим в его дневниках множество переработок одних и тех же произведений (например, поэм «Тёркин на том свете» и «По праву памяти» в дневниках 1962–1963 годов). Не менее требователен он был и к другим. Юрий Гордиенко вспоминал о нём: «Суровее пастыря в деле поэзии я не знаю… Для него в стихах не существовало мелочей. Существенным было буквально каждое слово» (Воспоминания об А. Твардовском, 1978, с. 178).

На первом месте у А.Т. Твардовского, вместе с тем, всегда стояло содержание, от которого он в первую очередь требовал практической пользы. Так, по поводу фильма И. Хейфица по сценарию Г. Бакланова «Горизонт», где речь идёт об освоении целины, он записал в дневнике: «Всё дело в том, что авторы и не пытались затронуть то, что дано как условие игры: целина — радость, счастье, отрыв от родных и привычной среды, перерыв в образовании… Вот уж, действительно, не выходит так, чтобы искусство (как оно представлено в фильме И. Хейфица. — В.Д.) звало тебя, прельщало теми трудностями, которые приходятся на долю героев произведения» (Твардовский, 2009, т. 1, с. 78).

Высшей наградой для А.Т. Твардовского было письмо плотника-бетонщика В. Сушкевича из Иркутска, которое он получил 16 сентября 1961 г. Его автор благодарил поэта за поэму «За далью — даль». Но почему? Потому что эта поэма вдохновила его переехать с Украины в Сибирь, чтобы «строить гигант большой химии» (Там же, с. 56). Это письмо А.Т. Твардовский переписал в свой дневник, а оригинал передал Музею Маркса и Энгельса.

19 марта 1964 г. А.Т. Твардовской написал в Барвихе: «Литература и искусство никогда не были и не могут быть главным в жизни людей. Но дело в том, что они нередко способны выражать в своих формах главные общественные надежды и требования к современности. Они являются фокусом, в котором обнаруживаются самые острые на данный момент и глубокие в перспективе интересы определяющих сил общества» (Твардовский, 2009, т. 1, с. 238).

Нравственность.

Ведущей чертой А.Т. Твардовского в области нравственности было стремление к добру. А добро начинается с любви к людям. Легко любить родственников, да и то не всегда. Трудно любить чужих.

Природа наградила А.Т. Твардовского не только поэтическим гением, но и гением любви — любви к людям. Вот как он вспоминал о своём отношении к солдатам, которых впервые увидел на эстрадном концерте: «19. I. 40. 2 часа ночи… И лица красноармейцев. Иные с таким оттенком простоватости, наивного ребяческого восхищения и какой-то подавленной грусти, что сердце сжималось. Скольким из этих милых ребят, беспрекословно, с горячей готовностью ожидающих того часа, когда идти в бой, скольким из них не возвратиться домой, ничего не рассказать… И, помню, впервые испытал чувство прямо-таки нежности ко всем этим людям. Впервые ощутил их как родных, дорогих мне лично людей» (Твардовский, 1978, с. 155).

Отчего же так происходит, что одни любят русский народ, а другие его презирают? Любить значит сострадать. Сострадание к своему народу Александр Твардовский впитал в себя с молоком матери. Но не следует преуменьшать в этом и роль его отца, который привёз со смоленского базара сборник стихов Н.А. Некрасова — поэта, которого А.Т. Твардовский стал с тех пор боготворить. С замиранием сердца маленький Саша Твардовский слушал, как отец читал:

Прошли некрасовские времена. Но не прошла у Александра Твардовского некрасовская любовь к своему народу.

Идеализация? Пусть уж лучше идеализация, чем презрение. Немного на свете было людей, способных любить свой народ так самозабвенно, как А.Т. Твардовский. Он любил его таким, каким он был.