Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Невысокий дядечка предпенсионного возраста, нос которого едва-едва был выше руля. А на этом самом носу держались огромные круглые очки с толстенными линзами. Ну, как держались? Очень и очень плохо держались! И поэтому каждый раз, когда машина подпрыгивала, таксист не знал, за что хвататься — за руль, норовящий вырваться из рук, или за очки, вздумавшие отправиться в свободный полет.
В общем, по 500 рублей с носа за билеты на этот самоубийственный аттракцион длинною в час оказались не такой уж и завышенной ценой.
— Я дебил, — коротко высказался Химик, глядя вслед удаляющейся «Тильде», когда мы наконец-то высадились в пункте назначения.
— Что согласился ехать на этой колеснице смерти с ее полуслепым Хароном?
— Харон — лодочник, а не извозчик. Нет, я про то, что не закупил заранее нужное для операции оборудование. А здесь его вряд ли найдешь, так что придется возвращаться.
И он махнул рукой в сторону раскинувшегося на берегу Байкала поселка, который словно состоял из гостиниц, сувенирных лавок и кафешек, одна другой вычурнее и страннее, от имитаций старинных замков до какой-то юрты из шкур и палок.
— А ты точно знаешь, что нам пригодится?
— Нет, но примерно предполагаю. Это ведь не первая моя такая операция по изъятию.
— О, ну, раз вы этим уже занимались, то вам и карты в руки, — обрадовался я, — А я пока прогуляюсь в этот, как его, — я прищурился, рассматривая объявление, — В нерпентарий! На тюленей хочу посмотреть.
— В нерпентарии — нерпы, а не тюлени.
— А в нашем Химике — зануда. Ты всегда такой дотошный с похмелья?
— Башка раскалывается, — пожаловался тот.
Подошел к парапету и, перебравшись через него, спрыгнул вниз, на покрытый галькой берег.
— Чего это он? — повернулся я к Физику.
— Это же Байкал. Чистое пресное озеро. И ледяное.
И действительно. Встав перед водой на четвереньки, наш бледный страдалец зажмурился (наверное — мне-то со спины не было видно) и опустил голову в невероятно прозрачную воду. И тут же вытащил ее назад, отфыркиваясь, словно тюлень — или нерпа.
— Давай, звони своему информатору, — поторопил его Физик, — Быстрее управимся — больше времени сможем тут провести отдыхая, а не рискуя своей жопой.
Лично я с ним категорически не был согласен. Чем раньше мы закончим, тем раньше за нашими задницами начнет охоту хоть и отставной, но все же генерал ФСБ. А тут, собственно, даже и спрятаться некуда — или в лес, или на дно Байкала. Единственную дорогу из поселка наверняка сразу же перекроют.
— Да, сейчас, — и Химик достал смартфон.
Связной прибыл через минут двадцать. Это оказался молодой человек еще более худой и нескладный, чем наш ботаник. При этом и локти его и колени торчали как-то странно во все стороны, словно у кузнечика, вздумавшего притвориться человеком. И походка у него была дергающаяся.
— Искаженный? Тоже агент с Базы? — шепотом спросил я у Физика.
— Да, но это не настоящая внешность. Это Резиновый человек, и он умеет менять свой облик. Как я понял, его приставляют к покупателю на какое-то время под видом одного из приближенных людей, чтобы убедиться в его благонадежности. От него и поступил сигнал, что генерал собирается разморозить купленный им «объект».
— Угу, понял, — прислушался я к разговору, — Так где, говоришь, дача этого твоего генерала?
Вместо ответа, Резиновый человек повернулся и махнул рукой, указывая на что-то среднее между замком и военной казармой, примостившееся на склоне одной из сопок.
Дальше я уже их не слушал, а спустился к Байкалу и принялся пускать по нему «голыши», стараясь сделать так, чтобы они сделали как можно больше прыжков, прежде чем уйти под воду. Скоро ко мне присоединился и Физик.
— Эй, бездельники, хорош воду мутить! — окликнул нас Химик минут десять спустя.
— Ну что ты выяснил?
— Пока наш лед держится, таять не хочет. Но завтра специалист генерала собирается его резать, так что времени у нас в обрез.
— И?
— Агент передал мне снимки снаружи дачи и изнутри, и вкратце описал, как там устроена система безопасности…
— И что скажет наш великий похититель артефактов?
— Одним словом: жопа, — лаконично отозвался Химик.
— А если двумя-тремя словами?
— Полная жопа и охуенно громадная жопа. В общем, вы к генеральской даче даже не суйтесь, пока я не вернусь. Нужно смотаться за оборудованием.
— Помощь нужна? — на всякий случай поинтересовался я.
— Ваша-то? Категорически нет! Вы тут пока погуляйте, в музей камней загляните, в обсерваторию. Или на катере покатайтесь, попросите экскурсоводов рассказать про уже знакомый вам Шаман-камень — в общем, косите под туристов и культурно обогащайтесь. Вам полезно будет.
— Сноб, — отозвался Физик.
— Задрот, — поддержал его я.
Минут через пять подъехало такси, и Химик укатил назад в Иркутск. Мы же с коллегой переглянулись, и в его еще немного мутных глазах промельнули озорные огоньки.
— Ты думаешь о том же, о чем и я? — спросил он.
— Надеюсь, что да.
И мы, не сговариваясь, оба посмотрели на плавающий метрах в двадцати от берега деревянный сруб, вывеска на котором гласила: «Баня на воде!»
— Вы там что, совсем охуели, что ли?
Моя воображаемая русалка, с которой мы плавали в кристально прозрачных водах Байкала, вдруг заговорила со мной, но почему-то голосом Химика и довольно грубо.
— Чего? — не понял я.
Ух-х-х! Ледяная вода тут же хлынула в рот, заполняя горло и заставляя закашляться.
— Эй, ты чего? — раздался глухой голос Физика откуда-то сверху.
Неведомая сила вдруг схватила меня за волосы и потащила прочь из воды. А потом она оказалась очень даже ведомой, и принадлежала нашему мастеру-ломастеру.
— Что случилось, судорога? — заботливо поинтересовался он.
— Хуже. Кажись, это Химик.
— Вы что, дебилы, трубки не берете и СМС-ки не читаете, а? Я уже битый час вас по всей Листвянке ищу!
Раздраженный голос временно исполняющего обязанности куратора раздавался прямо внутри моей головы. И, судя по сморщившемуся Физику, он тоже его слышал.
Ах да, Коммуникатор же.
— Не ори, через пять минут будем на том месте, где попрощались, — переключился я на интерфейс микрочипа.
Мы наскоро оделись и выбрались наружу. Ого! Почти четыре часа парились мы в бане, что покачивалась на Байкальских волнах, в которые мы периодические ныряли, выскакивая из парилки. Ощущения были просто непередаваемые! А если и передаваемые, то исключительно радостным матом и восхищенными междометьями.