В каком положении в результате оказывалась я, оставалось непонятным, но не очень-то меня беспокоило. Если эти двое были счастливы и их отношения прогрессировали, а я по-прежнему получала свой гонорар, то, по-моему, все шло как нельзя лучше. Хотя это и в самом деле ставило под вопрос мою роль в завтрашнем благотворительном вечере и последующих приемах. Надо ли мне было по-прежнему прикидываться его маленькой шлюшкой, или подругой, или спутницей? Возьмет ли он с собой Кэтлин?

Однако едва я вошла в ванную, как все эти вопросы вылетели у меня из головы. Ну и роскошь! Быстро захлопнув дверь, я провела пальцем по белой мраморной раковине и уселась на край квадратной ванны. Да, квадратной и размером с хорошую двуспальную кровать. Туда с легкостью могла бы влезть какая-нибудь парочка и приступить к весьма основательным водным процедурам. В зеркале, висящем на противоположной стене, я заметила хмурящуюся девушку, глядящую прямо на меня. Да, этой девчонке не светило заняться водными видами спорта в грандиозной, единственной-за-всю-жизнь ванне. Вздохнув, я перевела взгляд на панорамное окно… в ванной комнате. Вероятно, там установили стекла, прозрачные только с одной стороны – иначе любой парень с фотиком и телескопическим объективом мог бы отлично порезвиться, снимая голых звезд.

Только встав на ноги, я поняла, насколько устала. И не только от перелета. Устала от непонимания того, что я делаю. Устала жить с чужими людьми – пускай они и были добрыми, невероятно щедрыми и, по большей части, красавчиками, горячими, словно шоколадная помадка, стекающая по горке прохладного ванильного мороженого. А затем, подобно застывающему бетону дорожки, реальность больно ударила мне в лицо. Моя жизнь не принадлежала мне. Моя младшая сестренка переехала жить к мужчине, которого я видела всего один раз. Один раз! Даже папа такого бы не разрешил. И да, папа. Я оставила его в коматозном состоянии в санатории для выздоравливающих. Что, черт возьми, со мной не так? Понятно, что весь этот год превратился в кошмар по его вине, и я должна была на него злиться, но я знала своего отца. Он никогда не пожелал бы такого для меня. Перевернуть с ног на голову мою жизнь, жизнь Мэдди, и ради чего? Чтобы откупиться от громилы, с которым я когда-то трахалась и которого, как мне казалось, любила? Нет, он позволил бы Блейну довершить начатое, лишь бы спасти меня от такой жизни. Жизни девушки из сопровождения.

Покачав головой, я потащилась в комнату, отведенную Уорреном для меня. Когда мое лицо погрузилось в белые подушечные облака, я вспомнила о том, как проделала то же самое в другой комнате, в трех тысячах миль отсюда. Та комната принадлежала мужчине, который, как я считала, не мог полюбить меня навечно, который наверняка оставит меня. Он изранит мою душу, как и все остальные, и затопчет последнюю искру надежды и веры в противоположный пол. А если совсем откровенно, больше всего я боялась, что он не сможет соответствовать своему образу из моих самых темных, глубоких, потаенных фантазий – не сможет стать мужчиной, совмещающим в себе все. Преданным, любящим, заботливым мужчиной, о котором я мечтала все старшие подростковые и ранние юношеские годы, в чьих поисках я их провела – и лишь для того, чтобы потерпеть сокрушительное фиаско. И теперь я не знала, кто мы друг другу, – не считая, конечно, дружбы «с бонусами». Зато я знала, что готова на многое, лишь бы этого не выяснять. По крайней мере, до конца года.

Цель была поставлена четко и ясно видна. Блейн получал свои ежемесячные платежи, кровавые денежки текли на его банковский счет, что гарантировало безопасность моего отца, Мэдди и мою собственную. Пока что.

* * *

Если бы какой-нибудь террористической группировке пришло в голову разрушить экономику Соединенных Штатов, все, что ей бы потребовалось, – это разнести в труху Брайант-парк нынешним вечером. Здесь присутствовали все крупные благотворительные фонды, а не только наш. Каждый был представлен отдельным киоском. Киоски выстроились на засыпанном гравием кольце вокруг центральной, заросшей травой площадки. Над травой были протянуты десятки светящихся гирлянд. Многочисленные столики на высоких ножках, покрытые серебряными скатертями и украшенные декоративными светильниками, стояли через каждые два-три метра. Здесь собрались представители всех крупнейших корпораций, какие только можно представить. Я была практически уверена, что заметила Трампа и Гейтса, расхаживающих среди других знаменитостей и целой армии правительственных чиновников. То тут то там блистали популярные кинозвезды, и мне приходилось сдерживаться изо всех сил, чтобы не превратиться в обезумевшую фанатку. Воистину, это был пир богатейших из богатейших.

Пока я пялилась на огни, людей и слушала музыку, струившуюся из спрятанных динамиков, меня вдруг подбросило вверх. Затем меня закрутили в воздухе, прижали к твердой груди и сжали, как в тисках. В ноздри ударил запах одеколона с примесью мужского пота, и я улыбнулась.

– Отпусти меня, ты, оглобля здоровенная! – вскрикнула я, отчаянно пинаясь.

Мое тело заскользило вниз по очень крепкой, мускулистой груди, отлично мне знакомой – но не так, как вы подумали. Мужские ладони прижались к моим щекам, а зеленые глаза, которыми я так восхищалась, радостно сверкнули.

Свет гирлянд запрыгал в медно-рыжих волосах, и я положила руки на плечи своему пленителю.

– Скучала по мне, сладенькая? – спросил он, целуя меня в лоб так, как брат мог бы поцеловать сестру, с которой давно не виделся.

– Мейс, – улыбнулась я и крепко его обняла.

Он был кем-то знакомым в целом море чужаков. Я вцепилась в его высокое, сильное тело как пиявка, не собираясь отпускать свою добычу.

Мейсон решительно взял меня за руки и потянул в сторону. Он вгляделся в мое лицо и прищурился.

– У тебя усталый вид.

Я громко фыркнула. Конечно же, никто этого не замечал, кроме мужчины, с которым я провела месяц и который стал одним из лучших моих друзей.

«Они не знают тебя», – насмешливо шепнул тихий голосок у меня в голове.

– Это как, такой способ сказать мне, что я дерьмово выгляжу? – обиженно выпятив губки, протянула я.

Мейсон обшарил взглядом мое тело, задержавшись на облегающем золотистом платье, подчеркивающем каждый изгиб, – и я имею в виду каждый изгиб. Оно было настолько облегающим, что надеть что-то под него было невозможно. По лицу Мейсона скользнуло весьма небратское выражение.

– Это не относится к твоему платью, сладенькая. Тело у тебя все еще на сто процентов факабельное.

Я отпихнула его и сделала вид, что меня тошнит.

– Где Рейчел? – спросила я, и тут же на горизонте нарисовалась ее модельная фигурка, движущаяся к нам.

Мейсон следил за тем, как она идет от бара, держа в руках два бокала шампанского. На ней было сногсшибательное, отпадное белое платье. Выглядела она просто шикарно.

– Недалеко от меня, как и всегда, скажу я тебе без затей.

Бостонский акцент в его речи стал гуще. Мейсон облизнул губы, и его фирменная сексуальная ухмылка переросла в совершенно кошачий улыбон.