— Дядя Райдер и дядя Дуглас, — задумчиво произнес Колин. — Вот что, Филип, я вызову дядю Райдера на драку с применением всех запрещенных приемов, и кто в ней победит, тот и будет тебя учить, согласен?

Но смышленый Филип рассудил иначе:

— Пожалуй, будет лучше, если вы оба будете учить меня драться.

— Ему явно надо будет пойти на дипломатическую службу, — заметил Колин, обращаясь к жене, потом прижал к себе сына и сказал: — Мы с твоими дядями обсудим этот вопрос. А ты, Джоан, иди и отдохни. Попозже я к тебе загляну.

— Папа, знаешь, Синджен учит меня стрелять из арбалета. Но остается еще фехтование. Макдуф дал нам несколько начальных уроков, но потом уехал. Ты ведь можешь научить нас фехтовать, правда?

— Как, Джоан брала уроки фехтования вместе с тобой?

— Да, и буду продолжать. Я не могу допустить, чтобы Филип меня опередил.

— Я и не знал, что у тебя столько талантов.

В его голосе звучали недовольные нотки. Синджен склонила голову набок и усмехнулась:

— Ты говоришь совсем как Райдер и Дуглас, когда мне удается в чем-то их превзойти. Они научили меня стрелять из пистолета и из арбалета, скакать на лошади, как Диана-охотница, плавать как рыба. В общем, они выучили меня всему, что должен уметь мужчина, но когда я демонстрирую им свое умение, они бывают шокированы.

— Они, разумеется, не правы. Ведь любой мужчина приходит в полный восторг, когда его жена надевает его штаны, садится на его коня и отправляется сражаться с его врагами, в то время как сам он барахтается дурак дураком, не зная, что говорить и что делать.

— Я пришла к выводу, что речь не только о женах, а о женщинах вообще. По-моему, мужчины просто считают, что им положено всегда и во всем быть главными.

— При всей твоей смелости, Джоан, при всем твоем страстном радении о моем благополучии и при всей твоей невероятной изобретательности и находчивости ты все равно физически слабее, чем я. Любой мужчина, не важно какой — умный или дурак, — может причинить тебе зло. Вот почему женщинам нужны мужчины-защитники. Уверяю тебя, мы, мужчины, — весьма полезные существа. На нас лежит обязанность защищать наших жен и детей.

— Ха! Колин, ты же сам знаешь, что это чепуха. Мы живем не в средние века, когда в стране кишели разбойники.

— Чего вы спорите? — вмешался Филип, глядя то на мачеху, то на отца. — Вы оба правы. Между прочим, и мальчики бывают полезными и в драке, и вообще. Ведь это я, папа, приехал за тобой в Эдинбург. Не будь меня, Джоан бы совсем расхворалась.

Они переглянулись над головой Филипа. Синджен усмехнулась, а Колин сказал:

— Так ты считаешь, что каждый член семьи должен внести свою лепту? Что каждый должен иметь шанс иногда побыть героем?

— Тогда даже Далинг получила бы такой шанс, — задумчиво сказал Филип. — А что ты обо всем этом думаешь, Синджен?

— Я думаю, что твой папа наконец-то правильно уловил суть дела.

— Итак, Филип, если ты принимаешь извинения Джоан…

— Ее зовут Синджен, папа. Да, Синджен, я тебя простил. Ради папы ты готова сделать что угодно, так что на тебя, пожалуй, нельзя обижаться.

— Спасибо, — кротко сказала Синджен и посмотрела на Колина. Тот приподнял левую бровь на добрый дюйм и вместе с Филипом вышел из малой столовой, наклонившись, чтобы лучше слышать, что говорит его сын.

Она глядела на него, и от любви у нее ком подступал к горлу.

Так кто же все-таки убедил Роберта Макферсона, что Колин убил свою жену?

День клонился к вечеру. Было прохладно. И ни облачка на небе — «голубом, как глаза Шербруков», как сказала Софи, глядя на своего мужа. А потом поцеловала его.

Колину захотелось какое-то время побыть одному в своей комнате в северной башне. И вот он стоял у своей книжной полки и, держа в руках одну из книг, смотрел на пятно от воды на ее обрезе. Было видно, что книгу тщательно вычистили, смазали ее кожаный переплет, но пятно было давнее, и вывести его не удалось. Конечно же, это Джоан привела книгу в порядок.

И все остальные тоже. Разумеется, он и раньше знал, что она это сделала, но до сегодняшнего дня ему было невдомек, что с каждой книгой она обращалась как с бесценным сокровищем, заботливо и уважительно. Он поставил книгу на место и вернулся к своему письменному столу. Сел в кресло, заложил руки за голову и закрыл глаза.

Его комната была полна запахов свежего вереска и роз. И еще в ней пахло лимоном и пчелиным воском. Этот запах напоминал ему о матери, и, вдыхая его, он больше не сердился на жену, напротив, он чувствовал глубокую благодарность. Наверное, в скором времени, ощутив аромат лимона и воска, он подумает уже не о матери, а о ней, своей жене. «Я люблю тебя».

Пожалуй, он всегда знал, что она его любит, хотя ему было и нелегко поверить, что можно полюбить кого-то с первой же встречи. С другой стороны, нельзя не признать, что она с самого начала всегда была на его стороне. Ее вера в него ни разу не поколебалась. И даже когда они спорили друг с другом, он знал, что она готова умереть за него, если в этом явится нужда.

Достоин ли он такой самоотверженности? Черт побери, ему привалила такая невероятная удача, что с трудом в нее верится. Он получил то, что хотел, — богатую наследницу. К тому же он получил женщину, которая стала прекрасной матерью для его детей, женщину, которая стала ему великолепной женой. Правда, она упряма. И чересчур импульсивна.

Но и теперь, когда нависавшие над ним черные тучи наконец рассеивались, у него оставался опасный враг. Может быть, ему следовало просто выбить из Макферсона имя того, кто возвел на него лживое обвинение? Надо полагать, Джоан не стала бы его удерживать. Пожалуй, она бы даже стала требовать, чтобы он дал ей как следует огреть Макферсона самой.

От этой мысли его губы растянулись в усмешку. Когда речь шла о его безопасности, жена становилась очень кровожадной. Потом он подумал о тетушке Арлет: ее рассудок помутился, только он этого вовремя не разглядел. Из-за того, что он был слеп, Джоан могла погибнуть. При этой мысли он стиснул зубы. Это действительно могло произойти: тетушка Арлет сама призналась, что «было бы хорошо, если бы эта шлюшка умерла». Тогда все снова стало бы на свои места, тогда она, Арлет, снова стала бы здесь хозяйкой.

Но Макферсона науськала не она. Колин вздохнул и открыл глаза — на лестнице слышались чьи-то шаги. Он узнал легкую поступь и подался вперед на своем кресле, устремив взгляд на дверь.

В комнату вошла Джоан. От чрезмерного физического усилия лицо ее порозовело, на лбу выступили капельки пота.

Он тотчас встал и подошел к ней.

— Ты еще не стала прежней неутомимой амазонкой, Джоан. Сядь и переведи дух.

Она так и сделала.

— Как это унизительно — задыхаться от того, что всего-навсего поднялась по лестнице! Привет, Колин! С тобой все в порядке? Мне хотелось спрятаться от всех и немного побыть одной. Тебе, наверное, тоже?