Утром следующего дня в эфире внезапно прозвучал позыв­ной «Лзей». Неизвестный «Лзей» слал в эфир тревожные вести: «Нахожусь рядом с поврежденной подводной лодкой, снял часть экипажа».

— «Лзей»! «Лзей»! Я советский гидрограф «Лаптев». Кто вы? Дайте ваши координаты! — немедленно откликнулся радист спешащего на помощь корабля.

— Я болгарский теплоход «Авиор». Нахожусь в точке с ко­ординатами Ш... Д...

Не снижая хода, «Лаптев» немного изменил курс, чтобы точнее выйти к месту нахождения лодки. И снова радиограліма из Москвы:

«Лодка без хода. Средства связи не действуют. Точными данными о состоянии лодки и экипажа мы не располагаем. По возможности высадите на подводную лодку офицера с перенос­ной радиостанцией и врача».

В час ночи командира «Лаптева» вызвал к телеграфному аппарату адмирал флота Сергеев.

Сергеев: Кто у аппарата?

Афонин: Командир!

Сергеев: Главная задача — удержать лодку на плаву. Для про­дувания цистерн главного балласта используйте воздух высокого давления из командирской группы ВВД торпедных баллонов. Докладывайте ежечасно.

Афонин: Вас понял! У радиостанции остается замполит ка­питан 3-го ранга Мариин. Сам буду находиться на левом крыле мостика.

Сергеев: Хорошо! Ждем! Конец связи.

Через каких-то двадцать минут взволнованный голос вахтенного радиометриста у навигационной РАС «Дон»:

— Есть контакт трех целей! Цели прямо по курсу!

Афонин подбежал к индикатору станции. В зеленоватом мерца­нии экрана вспыхивали и медленно таяли три пятна, два больших и одно поменьше. Меньшее — это лодка!

— Рулевой! Лево пятнадцать! — подкорректировал курс ко­мандир.

В ночной темноте стали смутно угадываться ходовые огни транспортов.

— До ближайшей цели тридцать кабельтовых! — непрерывно докладывал дистанцию радиометрист.

С одного из судов, привлекая внимание, дали две ракеты — красную и белую. Затем последовал семафор ратьером «Я судно «Комсомолец Литвы». Ваш курс ведет к опасности». «Лаптев» резко сбавил ход. Леденящий душу трезвон боевой тревоги буквально вы­бросил подвахтенную смену из коек. Люди чувствовали, как резко накренился корабль. Это Афонин, описывая широкую дугу, выводил «Лаптева» на аварийную лодку. На верхней палубе немногословно и по-деловому распоряжался старпом Бодриков. Под его руковод­ством матросы готовили к спуску вельбот. Разом вспыхнуло палубное освещение и прожектора Вот наконец и лодка — огромная черная, с задранным кверху носом. Будто раненый кит, продолжавший бороться за свою жизнь среди штормовых волн.

Вспоминает капитан 1-го ранга в запасе СП. Бодриков: «С выхо­дом на визуальный контакт обнаружили, что лодка имеет значитель­ный дифферент на корму. Атомоход лежал носом на волну, так как волнение было довольно сильным, точно определить действующую ватерлинию было довольно сложно, однако однозначно постоянно над ватерлинией находились крышки верхних торпедных аппа­ратов, довольно часто просматривались и крышки второй пары. В корме же вода доходила до кормового среза рубки».

С подводной лодки, заметя подходящий корабль, дали зеленую ракету. «Лаптев» тем временем пытался сблизиться с атомоходом, зайдя с правого борта Попытка не удалась. Помешали волны и зыбь. Гидрограф немедленно пошел на второй заход. На лодке кто- то зажег карманный фонарь. С «Лаптева» было хорошо видно, как волны одна за другой перекатываются через всю лодку, заливая ее по самую ходовую рубку. На маленьком флагштоке бился на ветру краснозвездный флаг ВМФ СССР. На мостике были видны четверо, все в зимних шапках и канадках.

Афонин взял в руки электромегафон.

— Я корабль «Харитон Лаптев»! Если слышите, поднимите руки!

На лодке кто-то поднял вверх обе руки.

— Прибыл к вам для оказания помощи. В чем нуждаетесь? Прибыл по приказу НГШ адмирала Сергеева!

С лодки ветром донеслось слабое:

— Поняли! Есть ли у вас ВВД?

— ВВД нет. Есть воздух среднего давления в 30 атмосфер.

С К-8 запросили:

— Укажите вашу принадлежность!

— Мы из Североморска. Гидрограф «Харитон Лаптев»!

— Поняли! — отозвались с атомохода. — Есть ли у вас изо­лирующие противогазы?

— Есть пять комплектов ИП-46 и три акваланга! — ото­звался «Лаптев» и в свою очередь поинтересовался. — Имеете ли жертвы?

В бинокль было видно, как на лодке совещаются. Затем один из подводников крикнул:

— У нас все нормально!

И снова обратимся к воспоминаниям Сергея Петровича Бодрикова: «С подходом на голосовую связь и началом перего­воров поразил довольно холодный прием, нежелание отвечать на задаваемые вопросы, явное недоверие, несмотря на то, что были освещены прожектором труба, надписи на рубке и на носу. Нам было сказано: «На «Касимове» наш старший, возьмите его к себе на борт, тогда будем разговаривать». На вопрос: «Какое время вы еще можете продержаться?» получили ответ: «Не знаем, будем держаться!»

Вообще наши подводники довольно часто принимали свои гидрографические корабли за американские разведывательные суда. Возможно, что их смущала белая окраска корпуса и на­звание корабля, выполненное латинскими буквами, как того требовал международный регистр. Так, к сожалению, случилось и при встрече с К-8».

Тем временем «Лаптев» сильно сдрейфовало, снося к носу под­водной лодки. Афонин был озабочен — корма корабля упорно не шла на ветер. «Лаптев» бросало волной с борта на борт, отчаянно креня. Передвигаться по палубе теперь можно было лишь с боль­шим трудом В лицо хлестал мелкий колкий снег. Надо было как можно быстрее отходить в сторону, ибо через несколько минут столкновение с лодкой становилось неизбежным

Командир гидрографа сам встал к ручкам телеграфа. «Харитон Лаптев», кувыркаясь в разводах пены, шел на новый заход. В это время в ходовую рубку вбежал замполит Мариин:

— Александр Вячеславович, НГШ требует вас на связь!

Афонин бросился в радиорубку. Адмирал флота Сергеев передал

свежую информацию по лодке:

— По нашим данным, обстановка на лодке следующая: 30 че­ловек погибших, часть личного состава на теплоходе «Касимов». По данным капитана этого транспорта, лодка теряет плавучесть. Выясните, кто фактически командует лодкой. Сведения о состоянии лодки у нас скудны. Все надо уточнить- От вас командование ждет полных и точных сведений о лодке.

В течение последующих пятнадцати минут «Лаптев» принял сразу три радиограммы. Сквозь треск помех Москва требовала взять на борт старшего из находящихся на «Касимове» подводников. И снова, валясь поочередно на оба борта, «Лаптев» устремился к атомоходу.

Было 4.05 московского времени, когда гидрограф вновь прибли­зился на голосовую связь с К-8. На бак «Лаптева» вышли старпом Бодриков и механик Романкевич. Рискуя быть смытыми за борт, они вызвались репетовать все услышанное с лодки командиру.