– Ты носишь в бумажнике нашу фотографию? – удивилась Ширин. – Какую именно?

– Помнишь, мы снимались зимой напротив библиотеки? Ты, Мона, я и… профессор Азур. – Не дав Ширин вставить слово, Пери выпалила: – Все эти годы я внушала себе, что Оксфорд остался в прошлом. Но я себя обманывала.

– Я так и не поняла, почему ты бросила учебу. Тебе было так много дано.

– Все меняется, – вздохнула Пери. – Сейчас я жена и мать. – Она помолчала и добавила: – А еще домохозяйка и попечитель благотворительного фонда. Устраиваю званые обеды для босса своего мужа. В общем, я в точности такая женщина, какой всегда боялась стать. Современная версия собственной матери. И знаешь что? Мне это нравится – по крайней мере, бо́льшую часть времени.

– Ты там что, выпила? – спросила Ширин.

– Больше, чем нужно.

Из трубки донесся смех, тихий, как шелест листьев. Ширин что-то сказала, но Пери не расслышала ее слов, так как в коридоре появился экстрасенс под ручку с хозяйкой. Очевидно, они обходили дом в поисках злого духа. Увидев Пери, экстрасенс улыбнулся так многозначительно, словно знал, с кем она разговаривает.

– Как твои близнецы? – спросила Ширин.

– Откуда ты знаешь, что у меня близнецы?

– Слышала.

Догадаться о ее источнике было нетрудно. Все эти годы обе они, каждая сама по себе, общались с Моной.

– Растут. А дочь уже совсем взрослая. Ведет против меня холодную войну. Пока перевес на ее стороне.

Ширин сочувственно вздохнула. Пери даже не ожидала, что она будет так дружелюбна и приветлива.

– А у тебя как дела?

Пери тоже кое-что слышала. Знала, что Ширин и ее давний друг – адвокат по правам человека – уже сбились со счета, сколько раз они сходились и расходились.

– Неплохо… Вообще-то, я беременна. В мае должна родить.

Так вот в чем причина ее неожиданной мягкости. Гормоны. Ширин скоро станет матерью. Когда ты беременна, не хочется отравлять себя злобой и гневом, а прощение дается легко и естественно. К чему цепляться за былые обиды, когда носишь в себе новую жизнь.

– Отличная новость! Поздравляю, – улыбнулась Пери. – Я так за тебя рада. Мальчик или девочка?

– Мальчик.

– А имя придумала? – спросила Пери и тут же поняла, что знает ответ.

– Думаю, тебе оно хорошо известно, – ответила Ширин. В трубке повисло молчание, в котором ощущалось дуновение враждебности, неуловимое, как дым. – Я так долго тебя ненавидела, что исчерпала свой запас ненависти, – призналась Ширин.

– А он? Что он думает обо мне?

Последний раз она говорила с Азуром почти четырнадцать лет назад. Все, что было с ним связано, настолько далеко ушло в прошлое, что Пери даже иногда сомневалась, действительно ли профессор занимал такое важное место в ее жизни, как она помнила.

– Спроси у него сама. Сейчас он наверняка дома. Ручка у тебя есть? Запиши номер.

– Подожди минутку, – растерянно сказала Пери, оглядываясь вокруг.

Она толкнула дверь в кухню и сделала свободной рукой знак, как будто должна что-то записать. Повар извлек из нагрудного кармана шариковую ручку и вырвал листок из блокнота, лежавшего на холодильнике.

– Спасибо, – кивнула Пери.

Ширин повторила номер еще раз – может, потому что не знала, что еще сказать.

– Позвони ему, – добавила она.

Неожиданно в прихожей раздался звонок. Из кухни выскочила горничная и поспешила к дверям. Пери показалось, что в руке девушка прячет что-то съестное. Интересно, подумала она, разрешают ли им пробовать те умопомрачительные блюда, которые они подают. Успевают ли они вообще обедать?

Входная дверь распахнулась, потом захлопнулась. Вслед за этим раздался приглушенный вскрик и тяжелые, торопливые шаги.

– Я по тебе скучаю, – услышала Пери свой тихий шепот.

– Я тоже по тебе скучаю, Мышка, – ответила Ширин.

Из коридора Пери увидела, как в гостиную ворвались двое мужчин в черных масках, с пистолетами в руках.

– Всем встать! – гаркнул один из них.

– Что происходит? – пролепетала хозяйка.

– Заткнись! Делай, что говорят!

– Не смейте так со мной разговаривать! Иначе я… – Хозяйка осеклась, беспомощно озираясь по сторонам.

Супруг ее, по всей вероятности, по-прежнему находился на террасе.

– Еще одно тупое слово – и, клянусь Богом, ты об этом пожалеешь!

Металлический лязг спускового крючка. Второй раз в жизни Пери видела пистолет так близко. В отличие от того, что нашли при обыске у ее брата Умута, пистолеты налетчиков вовсе не казались безобидными.

– Мышка, ты где? – донеслось из трубки.

Пери не ответила, боясь выдать себя. Безмолвная, как туман над Босфором, она нажала кнопку отбоя.

Оксфорд, 2002 год

Квартира ректора находилась в главном здании колледжа, построенном еще в XV веке. Подойдя к входу, Азур нажал кнопку звонка. Через несколько минут черная полированная дверь распахнулась, и пожилой смотритель провел его в просторный холл.

– Прошу вас за мной, профессор.

Вслед за смотрителем Азур поднялся по дубовой лестнице елизаветинских времен и оказался на обшитой панелями галерее, ведущей в кабинет ректора.

Ректор сидел за письменным столом и перебирал бумаги. Самые неотложные он складывал в белый лоток, важные, но не срочные – в коричневый, все остальные – в желтый. Он занимался этим каждый раз, когда готовился к встрече, которой предпочел бы избежать. Необходимо было привести в порядок мысли – разговор предстоял нелегкий. Закончив с бумагами, он начал наводить порядок на столе. Липкие листочки для заметок, степлер, перламутровый нож с серебряной ручкой для разрезания конвертов – все по своим местам. Безупречно отточенные карандаши он бережно собрал в цилиндрическую кожаную карандашницу, подарок дочери.

Резкий стук в дверь вывел его из задумчивости.

– Входите, пожалуйста.

В кабинет вошел Азур. Он был в щегольском бархатном пиджаке темно-красного цвета, под которым виднелась водолазка чуть более светлого оттенка. Волосы, по обыкновению, пребывали в умышленном беспорядке.

– Доброе утро, Лео. Давно не встречались.

– Рад тебя видеть, Азур, – сказал ректор приветливо, хотя голос звучал немного напряженно. – В самом деле давно. Я как раз собирался выпить чая. Может, составишь компанию? Или лучше… который сейчас час… по бокальчику шерри?

Азур никак не мог привыкнуть к привычке оксфордских преподавателей пить шерри по утрам, но чувствовал, что в это утро немного алкоголя будет кстати и для него, и для ректора.