А студенты… Ну что ж, обделенные знаниями, они все же имеют немало преимуществ. Они юны, скоры в суждениях и эгоцентричны до мозга костей. Им никогда не приходит в голову, что у их учителей тоже есть своя жизнь, свои тайны, свои радости и печали. Чтобы достичь небес, он строил вместе с ними новую Вавилонскую башню. Они так и не стали лучше понимать друг друга. Он проиграл.

Проводить так много времени с Пери тоже не стоило. Это была его большая ошибка. Да, его действительно очень заинтересовало то, что у такой тихой, замкнутой девушки есть некая скрытая от всех жизнь, имеющая отношение, по ее словам, к «эзотерике». Именно у Пери, больше чем у кого-либо из его семинара, был свой спор с Богом, и это тоже не могло не привлечь его внимания. Да, он проводил с ней много времени вне занятий, даже когда понял – а это было ясно и слепому, – что девушка к нему неравнодушна. Она была слишком юной. Слишком наивной. Слишком закрытой. Ему следовало быть осторожнее, но осторожность не по его части.

Сам Азур вырос не в религиозной семье. Отец его был состоятельным английским предпринимателем, который чувствовал себя тем несчастнее, чем больше процветал его бизнес. Его мать, талантливая, но несостоявшаяся чилийская пианистка, всю жизнь таила обиду на судьбу, отказавшую ей в успехе, которого она, по ее мнению, заслуживала. Когда Азур родился, семья жила на Кубе, в Гаване, куда отца привели дела. Отец любил рассказывать, что когда-то охотился на акул вместе с Эрнестом Хемингуэем, хотя, кроме нескольких фотографий и коротеньких записок, никаких других свидетельств этой невероятной дружбы не сохранилось. Вопреки всем надеждам и ожиданиям родных, юный Азур выбрал своим призванием философию. Однако чтобы не огорчать родителей, он согласился поступить на экономический факультет Гарварда.

На последнем курсе университета его жизнь круто изменилась, когда он начал посещать лекции одного крупного специалиста по Ближнему Востоку. Профессор Назим, как никто другой, раздвинул горизонты молодого Азура. Выходец из семьи алжирских берберов, он открыл ему иные культуры, таящие в себе множество неразрешимых вопросов и волнующих перспектив. Благодаря профессору Азур познакомился с произведениями великих мистиков – Ибн Араби, Майстера Экхарта, Руми, Ицхака Лурии, Фаридуддина Аттара с его «Беседой птиц» и, конечно, Хафиза, которого полюбил всей душой.

Однажды Азур навестил профессора Назима в его бостонском доме. Там он познакомился с его младшей дочерью Аниссой. Ее огромные карие глаза, темные кудри, а главное, ее жизнерадостность никого не оставляли равнодушным. Они говорили обо всем: о книгах, о музыке, о политике. Девушка призналась, что мечтает жить отдельно от родителей.

– Только я обязательно должна видеть воду, где бы ни жила, – сказала она.

Азура пригласили остаться к обеду. Разумеется, еда была превосходной, и все блюда оказались для него в новинку, но больше всего его очаровала удивительная атмосфера за столом, их легкий непринужденный смех, тихие арабские мелодии, льющиеся из музыкального центра. Темные глаза Аниссы смотрели на него, поблескивая в свете свечей. Внезапно Азур ощутил острое желание стать в этой семье своим. Как разительно отличались живость и непосредственность этих людей, их ненатужная веселость от той сдержанной вежливости, к которой он привык дома. Он чувствовал, что влюблен, только вот не знал в кого – в Аниссу или в ее семью.

Меньше чем через два месяца они поженились.

Уже вскоре молодые супруги поняли, что ужиться друг с другом им будет непросто. Анисса привыкла считаться лишь с собственными желаниями. Она была невероятно властной и патологически ревнивой, к тому же то и дело впадала в истерики, часто по самым глупейшим поводам. Выяснилось, что она с подросткового возраста принимает успокоительные препараты.

У Аниссы была старшая сводная сестра Нур, дочь профессора от первого брака. Вдумчивая, деликатная, доброжелательная, она всегда сидела рядом, когда принимала участие в семейных обедах, внимательно слушая разговоры отца и Азура и время от времени задавая очень точные вопросы. Постепенно Азур стал смотреть на нее совсем другими глазами. На ее ласковую улыбку, ясный взгляд, тонкие изящные пальцы, острый ум. Она уважала его мнение, он платил ей тем же. До этого Азур никогда бы не подумал, что из уважения может родиться нечто большее.

В том же году, в конце лета, Азур и Нур переступили запретную черту. Уже скоро семья обо всем узнала. Профессор Назим, этот чудесный старик, позвал Азура в свой кабинет и с вздувшимися на шее синими венами долго кричал на него. Он обвинял своего молодого ученика в том, что тот, как шайтан, нарочно проник в его дом с единственной целью: разрушить его покой и с таким трудом заработанное доброе имя.

Азур и Анисса попытались спасти свой брак. Они решили покинуть Бостон и начать все сначала в Европе. «Твой позор не пойдет за нами, – сказала Анисса. – Он не сможет переплыть океан». Однако сама она никогда не переставала напоминать ему о его неверности, пусть не открыто – туманными намеками, едкими замечаниями. Она постоянно убеждала его, что никакие раскаяния не помогут ему исправить то, что он разрушил. Она словно упивалась изменой мужа, как если бы его грех давал ей моральное преимущество в их союзе, сознание собственной добродетельности, сладостное, как мед.

Они поселились в Оксфорде, в доме с окнами на реку. Анисса, казалось, быстро освоилась на новом месте, дела Азура тоже шли как нельзя лучше. Карьера его успешно развивалась, его жена стала желанной гостьей на светских вечерах. О том, какой непроглядный мрак снедает ее душу, никто из ее новых знакомых даже не догадывался. В хорошем настроении она впадала в эйфорию, в плохом – в депрессию. И в печали, и в радости Анисса всегда доходила до края.

Она исчезла, когда была на четвертом месяце беременности. Рано утром, когда над землей еще расстилался туман, она вышла из дому, направилась к реке и больше не вернулась. Ее тело обнаружили только через двадцать шесть дней, хотя водолазы много раз обыскивали дно реки. В «Оксфорд мейл» поместили небольшую заметку об этом несчастье, сопроводив ее фотографией Аниссы, где она была в свадебном платье и венке из весенних цветов. Азур так и не узнал, как газетчики добыли эту фотографию. Ее смерть полиция отнесла к разряду «необъяснимых». Никаких признаков убийства найдено не было. В конце концов коронер, ведущий расследование, принял решение о том, что смерть нельзя считать насильственной, и дело было закрыто, но слово «необъяснимое» с тех пор завладело Азуром.

Профессор Назим во всем обвинил зятя. Он считал, что неверность мужа стала причиной эмоциональной неустойчивости его дочери и ее внезапного исчезновения. Семья Аниссы так и не простила Азура, как и он в глубине души не простил себя. Может, поэтому он так болезненно относился к извинениям. Его бесило, когда люди извиняются за разные пустяки, в то время как в жизни столько по-настоящему серьезных поводов попросить прощения, но никто этого не делает. Между свободомыслием, взрастившим его, и жаждущей справедливости верой профессора Назима он выкроил уголок для себя. Отныне он будет учить необъяснимому. Будет учить постижению Бога.

* * *