Передние зубы Бретта покоились на асфальте, словно здесь играли в крестики-нолики. Он собирал их и изо всех сил старался не заплакать.

Я окинул взглядом учеников и понял, что ни у кого не хватало сострадания уйти по своим делам. Больно было смотреть, как эти душевно нечуткие люди травили Бретта. Я наклонился над ним и посоветовал:

— Смейся, как будто тебе очень весело.

Он послушался и рассмеялся, а сам зашептал мне на ухо:

— Как ты думаешь, можно их вставить обратно? — Я тоже расхохотался, словно он удачно сострил. И помог Бретту подняться на ноги. Но его унижения на этом не кончились. Откуда-то прилетел футбольный мяч и угодил ему прямо в лицо.

— Открой рот пошире! — крикнул кто-то. — Буду бить между штанг.

Что правда, то правда: его зубы и впрямь напоминали штанги футбольных ворот.

— Это что, необходимо? — бессмысленно завопил я.

Вперед вышел Харрисон и, нависая надо мной, спросил:

— Ведь ты еврей, так?

Я застонал. Я рассказал всего одному человеку, что мой дедушка был убит нацистами, и это не имело никакого продолжения. Вообще-то в школе было немного проявлений антисемитизма: обычные подковырки насчет денег и носов, носов и денег, больших носов, из которых валятся деньги, и загребущих еврейских рук, пихающих деньги в большие еврейские носы. Все в этом роде. Проходит время, и перестаешь сознавать злой умысел шутников, только хочется, чтобы остроты были смешнее.

— У тебя дурацкое лицо, еврей.

— А еще я коротышка! — Я вспомнил совет отца, как сбивать с толку врагов: надо в ответ на их оскорбления самому оскорблять себя.

— Почему ты такой идиот?

— Не знаю. Начну это выяснять после того, как узнаю, почему я такой страшный.

Бретт понял мою игру и тоже вступил в разговор:

— Я страшнее тебя, и еще у меня плохая зрительно-моторная координация.

— Я не могу пробежать десяти метров и не навернуться.

— Я ни разу не целовал девчонку и, наверное, никогда не поцелую.

— У меня на спине чирей. Шрам на всю жизнь останется.

— Правда? И у меня тоже.

К нам протолкался Чарли Миллз и подхватил:

— Это все ерунда. Вот я — толстый, страшный, вонючий, глупый, и у меня приемные родители.

Харрисон в замешательстве стоял рядом и соображал, что бы такое сказать. Мы втроем посмотрели на него и расхохотались. Это был славный момент. Затем Харрисон с уверенностью человека, взявшего в союзники биологию, сделал шаг ко мне и толкнул меня в грудь. Я постарался перенести вес на выставленную вперед ногу, но это не дало никаких результатов. Я полетел на асфальт и во второй раз явился домой в измазанной кровью белой рубашке.

Эдди, отец и Анук сидели на веранде и пили чай. Они выглядели усталыми. В воздухе царила напряженная тишина, и что-то мне подсказало: я пропустил жаркий спор. Над ними плавал дым ароматизированных сигарет Эдди. Я подошел, и вид крови на моей рубашке вернул их к жизни. Их глаза внимательно прищурились, словно они были тремя мудрецами, которые лет десять ждали, чтобы кто-нибудь появился перед ними и они могли задать свои вопросы. Первой встрепенулась Анук:

— К тебе пристает хулиган? Дай ему мой телефон. Не сомневаюсь, медитация его успокоит.

— Заплати ему денег, — посоветовал Эдди. — Вернись и поговори, но имей при себе конверт с наличными.

Отец тоже не пожелал остаться в стороне и гаркнул со своего кресла:

— Подойди, мой мальчик! Я хочу тебе кое-что сказать. — Я поднялся по ступеням веранды. Отец похлопал себя по коленям, давая знак, чтобы я устроился на них, но я предпочел остаться стоять. — Знаешь, кто еще получал взбучки? Сократ. Именно так — Сократ. Однажды он философствовал с друзьями, и тут к нему подошел верзила, которому не понравилось, что говорил Сократ. Он так крепко врезал ему под задницу, что Сократ упал на землю. Философ поднял на обидчика глаза и мягко улыбнулся. Он принял случившееся удивительно спокойно. Какой-то зевака спросил: «Почему ты ничего не предпринял и ничего не сказал?» «Если бы тебя ударил мул, ты бы стал его за это укорять?» — ответил Сократ.

Отец разразился хохотом и так сильно корчился от смеха, что я порадовался, что не сел к нему на колени. Получилось бы что-то вроде родео на спине быка.

— Усек? Усек? — спрашивал он между приступами хохота.

Я покачал головой, хотя в глубине души понял, что он хотел сказать. Но, честно говоря, сам бы наказал мула, если бы тот меня ударил. Даже мог крепко побить. Ведь это мой мул — что хочу, то с ним и делаю. Короче, суть в том, что я усвоил суть, но это помогло мне не больше, чем абсурдные предложения Эдди и Анук. Эти люди — светочи, к которым я должен был тянуться все мое детство, завели меня в тупик, и я оказался в мешке из кирпичных стен.

Через несколько недель я оказался в гостях у Бретта. Он заманил меня обещанием шоколадного торта. Сказал, что хочет испробовать зубы, и когда мы вышли из школы, в подробностях живописал, как дантист вживил ему зубы в десны и при этом не повредил нервы. Затем стал чистить каналы и давал много обезболивающего, но недостаточно, чтобы это хоть сколько-нибудь помогло.

Когда мы оказались у него в доме, я был обескуражен, обнаружив, что нет никакого торта, и просто обалдел, когда он заявил, что мы сами испечем торт. Тут я счел за лучшее сказать ему напрямик:

— Слушай, Бретт, это все, конечно, здорово, но мне кажется немного странным печь с тобой торт.

— Успокойся, мы не будем ничего по-настоящему печь, даже не коснемся духовки. Приготовим тесто и съедим.

Я решил, что это другое дело, но в итоге оказалось, что хлопот было не меньше, чем если бы взаправду печь торт. Когда Бретт принялся просеивать муку, я чуть не сбежал, однако удержался. Но только мы закончили со смесью и погрузили в нее большие деревянные ложки, как щелкнул замок и раздался голос:

— Я дома!

Я застыл и оставался в таком положении, пока дверь на кухню не приоткрылась и в щели не показалась голова мистера Уайта.

— Это кто у нас — Джаспер Дин?

— Здравствуйте, мистер Уайт.

— Привет, пап! — бросил отцу Бретт. Я был поражен, ибо по-идиотски считал, что он и дома называет родителя мистером Уайтом.

Учитель распахнул дверь и вошел на кухню.

— Вы вместе печете торт? — Он покосился на нашу мешанину и добавил: — Дайте мне знать, когда будет готово, — я, наверное, тоже не откажусь от кусочка.

— Когда будет готово? — улыбнулся отцу Бретт. — Уже почти готово.

Мистер Уайт рассмеялся. Я впервые разглядел его зубы. Они оказались не такими уж плохими. Учитель подошел к столу, опустил палец в миску и попробовал шоколадную массу.

— Ну, Джаспер, как там твой отец?