Одним из таких аэродромов был Ольборг, который выглядел довольно уязвимой целью.

Оскар, Росси и я были выбраны, чтобы провести первую бомбардировку в этой войне. Нужно сказать, что это был вообще первый случай, когда британские бомбардировщики отправлялись атаковать вражеский аэродром. Оставались некоторые сомнения относительно выбора бомб. Кто-то говорил, что нужно брать зажигалки. Другие агитировали за 500-фунтовые. Наконец мы выбрали 30- и 40-фунтовые, одну 250-фунтовую (для ангаров) и несколько зажигательных (на удачу). Мы должны были атаковать на рассвете, сбрасывая бомбы с высоты 1000 футов, целясь по выстроенным на земле самолетам, и постараться уничтожить как можно больше машин. Я спрашивал себя, почему для атаки выделено так мало самолетов? Почему не вся эскадрилья? Самолеты у нас имелись. Мы могли добиться значительно большего, но я полагаю, что командование всеми силами пыталось избежать потерь. Королевские ВВС еще года два шарахались от призрака потерь, а в результате мы только слегка «царапали» цели, не в силах уничтожить их. Никто не знал, почему так происходит. Однако мы должны были выполнять приказы, отдавали их другие.

Вечером 19 апреля мы устроили в столовой небольшие посиделки. Я помню, что сидел рядом с Росси, потягивая лимонад, и мы ждали, пока соберутся все остальные. Я очень обрадовался, когда появился Оскар, закурил свою трубку и сказал:

«Идем, немного закусим. Мы должны взлететь с 2-минутными интервалами. Взлет в час ночи».

Без десяти час я забрался в кабину «С Чарли». Ночь была просто отвратительной. Дождь лил, как из ведра, и тучи шли на высоте около 300 футов. Когда мы включили переговорное устройство, в наушниках раздалось лишь ядовитое шипение. Дождь подмочил проводку, и переговорная система вышла из строя. Я проклинал Мака, который отчаянно пытался заставить ее заработать. С ревом взлетел самолет Оскара, за ним последовал Росси. Мак старался изо всех сил, но и вода не сдавалась. Наконец нам пришлось пересесть в самолет Джека Киноха, который считался запасным.

Лишь в 2.15 мы сумели подняться в воздух. Мы знали, что можем опоздать. После первого удара вся система ПВО будет настороже, и нам придется туго. «На сладкое» выяснилось, что у самолета Джека очень тугое управление, — я едва ворочал элеронами.

Когда мы достигли датского берега, то взяли курс на Ольборг. Внезапно мы пролетели над какими-то кораблями. Этого не могло быть, ведь мы летим над землей! Куда же мы попали? Джек не знал, а я уже тем более.

«Когда мы будем над целью, Джекки?»

«Примерно через 5 минут».

«О’кей, давай осмотримся получше». Мы обнаружили, что летим над водой. Я не знаю, как это произошло. Или мы сбились с курса, или сильный встречный ветер задержал нас. Мы упрямо ползли вперед, надеясь неизвестно на что. Внезапно на севере вспыхнула яркая заря, а потом во всем своем великолепии показалось солнце. Теперь мы смогли различить, что летим над землей, внизу мелькали деревеньки и фермы. Мы увидели все, что хотели, и даже больше. Совершено спокойно Джекки произнес:

«Ну-ка, посмотри, Гай. Мне кажется, что слева Копенгаген».

«Черт побери, ты прав. Это Копенгаген», — крикнул я.

Мы спикировали вниз и заложили широкий вираж, поворачивая домой.

«Мы сбились на несколько миль. Как скоро мы снова окажемся над морем?»

Джек быстро подсчитал:

«Примерно через час, если все пойдет гладко».

Ну, мы и попались! Все мысли о бомбежке Ольборга моментально вылетели из головы. Нам предстояло пролететь около 200 миль над вражеской территорией, причем при ярком дневном свете. В одиночку. Те парни в Норвегии даже все вместе имели не слишком много шансов, а что говорить о нас? Несколько фермеров тепло приветствовали наш самолет, помахав вслед руками. Но не всех обрадовало наше появление. Один полисмен испытал противоположные чувства. Я заметил, как он вытащил револьвер и прицелился в нас. Мне кажется, он промахнулся. В то время у нас был приказ не обстреливать ничего на оккупированной территории, чтобы избежать жертв среди гражданских лиц. Поэтому мы ничего не стали с ним делать.

Мы летели на очень малой высоте и видели, как каша тень пляшет по полям.

Но бог решил немного отсрочить нашу смерть. Поднялся туман, и мы были спасены. А всего несколько минут назад я всерьез опасался за свою жизнь. Никогда я не испытывал подобного облегчения. Над морем мы заметили «Хейнкель», однако у него была слишком малая скорость, чтобы перехватить нас. Я думаю, он возвращался из патрульного полета. Через 4 часа мы уже кружили над аэродромом в Лоссимуте.

Оскар сел 2 часа назад, его атака была успешной. Зато Росси повезло меньше. Зенитчики успели приготовиться и тепло встретили его. Поэтому он наспех сбросил бомбы с высоты 800 футов и удрал на изрешеченном самолете. Я вообще ничего не добился и злился на себя и на весь мир. Однако, когда выяснилось, что компас самолета врал на целых 20 градусов, я успокоился. Так вот почему мы сбились с курса! Джек в этом не был виноват. Я пошел к нему и сказал, что извиняюсь за то что накричал на него. Все были счастливы.

После возвращения в Скэмптон я попросил Чифи заняться системой управления. Выяснилось, что один из самозатягивающихся баков лопнул, и рулевые тяги терлись о него. Джек Кинох этого не замечал, но я не обладал его силой, и мне пришлось трудно.

Потом пилоты много смеялись над моими приключениями, особенно потому, что после успешного вылета к Миддельфарту мы безбожно промазали. Вице-маршал авиации Харрис, который встретил нас в столовой, тоже от души посмеялся. Я попытался рассказать ему о неисправном компасе, но Харрис заметил, что плохому танцору всегда кое-что мешает. На этом все и закончилось.

Следующей ночью мы вылетели в Осло-фиорд, чтобы поставить мины там. Для меня полет прошел спокойно, но Джо Колиер ухитрился сбросить свои «овощи» в нескольких ярдах от борта линкора и сказал, что это ему не слишком понравилось. Майор Гуд, австралиец, был ранен в лицо и руки осколками снаряда, взорвавшегося чуть ли не прямо в кабине. Но ему повезло. Штурман сумел стащить его с пилотского сиденья и сам сел за штурвал. Эту сложную операцию они ухитрились проделать на высоте всего 50 футов, ночью, в ослепительных лучах вражеских прожекторов.

У бедного старого Крэппи Китсона возникли свои проблемы. Его пилот Свенсон, уроженец Новой Зеландии, пролетел прямо над линкором и получил за это сполна. Крэппи был ранен в лицо и потерял оба глаза. Я чувствовал себя просто ужасно, когда узнал об этом. Самое страшное — потерять зрение.

В целом нам оказали довольно горячий прием. Еще несколько самолетов получили повреждения. Три машины вообще не вернулись, Джонни Джонстон разбился уже в Англии на обратном пути. Погиб весь экипаж. Бедный старый Джонни был женат. Я очень хорошо знал его жену. На следующий день она пришла забрать его вещи, и было просто жалко на нее смотреть. Жены пилотов, которые жили рядом с аэродромом, находились в постоянном напряжении. Весь день они проводили в напряженном ожидании, а в глубине сердца знали, что однажды и к ним прилетит черная весть. Об этих мужественных женщинах можно много написать, и я надеюсь однажды сделать это.