и с котомкой на пле­чах, все его окружали, приветствовали и приступали к снабже­нию его днями, т. е. к составлению списка 7-ми обывателей, обя­зывавшихся кормить его по одному определенному дню в неде­лю. Этим актом положение юноши на время его пребывания в городе обеспечивалось: кушанье у него есть, книг и свечей — сколько угодно, квартира — клауз, в кровати и подушках он не нуждается — спит на скамье или на земле, подложив под голову свой халат».

Были некоторые синагоги и молитвенные дома, — например, синагога Гаона в Вильне, — издавна славившиеся, как очаги изу­чения Торы. Учащиеся тут считались принадлежащими к выс­шему разряду; они питались в частных домах только по суббо­там. Синагога оказывала учащимся поддержку в самых скром­ных размерах.

Главное преимущество самостоятельных занятий в синагоге состояло в том, что учащийся пользовался свободой и мог загля­дывать в любые книги, — в Каббалу, в философские трактаты и т. д. Он сам вырабатывал для себя, порядок занятий, и если он был способный и прилежный, его познания были больше познаний ешиботников. Впрочем, многие ешиботники тоже некоторое вре­мя занимались самостоятельно учебой в молитвенных домах. Бывали случаи, когда юноша останавливал свой выбор на какой-нибудь заброшенной синагоге, где он мог быть предоставлен са­мому себе, располагая возможностью «учиться для себя» и «ду­мать про себя»; эта самостоятельность и уединенность наложила печать на жизнь и мышление ешиботников и «клойзников». Чи­тая литературные произведения на идиш и иврит, мы неодно­кратно находим в них отголоски этих лет грусти и одиночества. Вот что пишет об этом периоде своей жизни поэт X. Н. Бялик:

«Когда мне исполнилось 13 лет, я вышел из-под опеки моих учителей и был предоставлен самому себе, и один отдался само­стоятельным занятиям в синагоге. Я был одиночкой, ибо я был единственным юношей-учеником в районе, который просижи­вал в синагоге над книгами. В синагоге не было ни живой души, за исключением «даяна», который проводил там до полудня в изучении Талмуда и молитве... Эти одинокие часы занятий в си­нагоге имели огромное влияние на мой характер и душевный мир. Наедине с моими давнишними и новыми мыслями, с мои­ми сомнениями и интимными размышлениями, просиживал я целые дни напролет возле книжных шкафов; по временам я пре­рывал занятия и погружался в мир мечтаний и образов; я сводил тогда счеты с мирозданием и пытался обрести смысл существо­вания для себя и для всего человечества».

В таком творческом одиночестве и многие другие юные ис­следователи Торы подводили баланс себе и окружающему миру.

Это углубление в душу и это раздумье нередко уводило их в сто­рону от избранного ими пути. И разве не удивительно, что имен­но среди «клойзников» Гаскала нашла столько пламенных по­следователей. Идейный кризис 70-х и 80-х годов прошлого сто­летия, влияние которого ощущалось даже в таком центре изуче­ния Торы, как Воложин, с особенной силой проявлялся среди занимавшихся в стенах синагоги. Стало необходимым внести новый дух в изучение Торы, чтобы у молодежи хватило силы и воли противостоять напору просветительных идей. Эту истори­ческую задачу взял на себя реб Израиль Салантер (1810—1883), основатель движения «мусарников».

ТЕЧЕНИЕ МУСАРНИКОВ И МУСАР-ЕШИБОТЫ

Девятнадцатый век был для русских евреев, так же как и для европейского еврейства, периодом духовных исканий. Новая буржуазно-секулярная культура обладала большой притяга­тельной силой для еврейской интеллигенции. Молодежь, изу­чавшая Тору, всегда питала глубокое уважение к разуму; именно поэтому метод «пилпула» играл такую большую роль в ешиботах. Этим объясняется, почему современная культура, насквозь пропитанная рационализмом, эту молодежь очаровывала.

Среди представителей религиозной ортодоксии были люди, которые не являлись принципиальными противниками светско­го образования. Но многих смущал вопрос: возможно ли в срав­нительно короткое время, отведенное для занятий в хедерах и ешиботах, дать учащимся общее образование наряду с еврей­ским? Серьезнее была другая проблема. Опыт показал, что об­щее образование часто приводит к отрыву от еврейской тради­ции. Нелегко было достигнуть гармонического сочетания еврей­ской традиции с современной секуляризированной культурой; не удалось это гармоническое сочетание найти и Израилю Салантеру, хотя он его искал. Сближение между растущим пото­ком секуляризированной культуры и еврейским религиозным традиционализмом так и не было осуществлено в Восточной Ев­ропе на протяжении 19-го столетия.

Сильное влияние Гаскалы на молодежь, обучавшуюся в еши­ботах, объяснялось в значительной степени тем, что Гаскала принесла с собой новый подход к миру и к проблемам современ­ности. Гаскала была проникнута духом наивного оптимизма. «Че­ловек по природе своей добр», — считала Гаскала. — Ему не доста­ет только просвещения.

В своей вере в человека Гаскала почти не замечала в нем дья­вольского начала, не замечала зверя в человеке. Поэтому маскилы так высоко ценили науку и возлагали на просвещение столь­ко надежд. Реб Израиль Салантер в противовес этим взглядам считал, что человек по натуре и добр, и зол, и поэтому одно про­свещение недостаточно для пробуждения его нравственной жизни. Поэтому он подчеркивал важность деятельности челове­ка, ибо «расстояние между знанием и невежеством — меньше, чем между знанием и делами». Та же мысль выражена в афориз­ме, который часто цитируется в кругах мусарников и приписы­вается Израилю Салантеру: «хорошо бы, если б самый крупный человек поступал в соответствии с тем, что знает самый малень­кий человек».

Основатель движения мусар утверждал, что не легко контро­лировать силы, таящиеся в глубинах нашего естества. Природа неустанно влечет нас под гору, и нужны величайшие усилия во­ли, чтобы побеждать наущения злого духа и воспитывать в себе добродетель. Вся жизнь человека — это непрестанная борьба с самим собой. По лестнице жизни либо подымаешься вверх, ли­бо спускаешься вниз, но нельзя останавливаться посредине. По­добно тому, как виленский Гаон почти за сто лет до И. Салантера подчеркивал необходимость затраты огромных усилий на изучение Торы, так реб Израиль твердил, что необходим огром­ный труд для того, чтобы приучить себя к деланию добра. Чело­век должен работать над собой, должен углубляться в себя, по­знать и себя и окружающий мир, ибо «каждый человек — это книга морали (мусар — книга), а мир — это молельня (мусар — молельня)».

Реб Израиль Салантер усиленно подчеркивал ответствен­ность руководителей. Ему не импонировали тихие и таинствен­ные праведники, удаляющиеся от мирской суеты. В наше время — утверждал он — люди высшего разряда должны принимать уча­стие в заботах и тревогах своего поколения. Он говорил учени­кам: когда мы видим, что евреи покидают пути Торы, это наша вина. Мы будем за это держать ответ, ибо мы, учителя и руково­дители народа, не выполнили своего долга. Существует связь между различными еврейскими центрами: «все евреи