— Мэру сказали по телефону, что свадьбы не будет, а он поверил! Вот жалость! Банкет намечался на 12.30, там еще не накрыто. Все толкаются в вестибюле, пьют аперитивы и, кажется, начинают ссориться… Картены обвиняют Дюпонтье и даже невесту — ни совести, мол, ни стыда. Недорого я дам теперь за их брачный контракт!

Ты настоящая пророчица, Полина! Луи одним глотком опорожняет стакан. Все еще возможно. Дворняга святотатственно задирает ногу у памятника павшим. Внезапно вертящаяся дверь «Черной лошади» приходит в движение. Сейчас кто-то выйдет, причем поспешно… Это Мари. Она пускается бегом через площадь, срывая на бегу фату. Ветер подхватывает этот белый лоскут и заталкивает его в водосточный желоб.

— Что я тебе говорила? — бросает мадам Полина мужу.

— Теперь дело за тобой. Обо мне не думай. Если надо, я вернусь в Париж поездом, — выпаливает Алин.

Луи выскакивает на площадь. Уже перед церковью он вырастает перед беглянкой, и она останавливается без всякого удивления. На какое-то мгновение оба застывают лицом к лицу. Они прощают друг друга, без единого слова, без малейшего прикосновения. Им предстоит обрести счастье в горизонтальном положении, пока же это два параллельных вертикальных штриха на другой стороне площади.

— Ты понял? Это тот, другой!

В голосе мадам Полины звучит не враждебность, а тщеславие свидетеля истории, которая затевалась не где-нибудь, а в ее заведении. Но дверь «Черной лошади» вращается снова. Теперь она выпускает наружу папашу и жениха — бывшего жениха. Они размахивают руками, кричат неизвестно что. Напрасные старания! Все еще не произнося ни слова, но крепко держась за руки в знак воссоединения, неугодный жених и несостоявшаяся жена скрываются в боковой двери церкви. Точно такая же дверь есть с другой стороны. Лязг тяжелой задвижки — и беспомощные удары преследователей по дверным створкам с коваными фигурами на петлях. Их проклятия тонут в торжественном гуле ликующей бронзы. Чтобы сделать последний акт комедии незабываемым или чтобы воздать должное господу богу, без участия которого удавалось до сих пор обойтись, главный герой, торопясь усесться за руль, все же решил порадовать деревню колокольным перезвоном, какой обычно сопровождает выход новобрачных. Только в наши дни и при венчании, и при отпевании, и в церковные праздники уже обходятся без звонаря, а просто нажимают кнопку на пульте…

Рев мотора — и снова в погоню за приключениями…

Hervé Bazin «Le grand méchant doux»

© Plasma, 1984

© А. Кабалкин (перевод), 1990

Инес Каньяти

ГЛУПАЯ ИНДЮШКА

Это было накануне выпускных экзаменов, в один из тех долгих золотистых вечеров, какие бывают в июне. Я не очень торопилась домой после уроков, вот почему меня устраивало, что начиная с мая учительница оставляла нас после занятий и заставляла писать диктанты, полные всякой чепухи, связной и бессвязной, берущейся невесть откуда, вроде задач с ваннами и испорченными кранами, с поездами, что то и дело гоняются друг за другом или встречаются, с вороватыми лавочниками, которые ни за что не упустят свою выгоду. Все это нисколько не располагало к сдаче экзамена.

А в тот вечер учительница вдобавок сказала мне:

— Помучаешься ты со своим аттестатом, ты же ничего не понимаешь.

Что до меня, я была вполне согласна с ней, я ничего не понимала в этих скучных вещах. И еще потому я не торопилась возвращаться, что повсюду был разлит этот прекрасный золотистый цвет и дома родители, если они сердиты, тоже скажут:

— Вот уж я удивлюсь, если этакая дура получит аттестат. Ты останешься такой же невеждой, как Эрнест, который и подписывается только крестиком, потому что не умеет писать, его вдобавок и в армию не взяли, понятно почему.

Мы, встречая Эрнеста, косились на него, стараясь понять, почему его не захотели взять в армию, тогда как он так хорошо стрелял зайцев, птиц и лис, что днем, что ночью, сам не попадаясь, на что весьма часто жаловался деревенский полицейский.

Так вот, я тащилась по дороге вместе с Сюзеттой, девочкой из моего класса. У нее есть велосипед, но она шагает рядом со мной и рассказывает, что в садах ее родителей полно клубники. Клубники! Ну и врушка же эта Сюзетта. Сегодня утром она сказала даже:

— Я тебе ее принесла, чтобы ты сделала торт.

Она любит торт. Она спрятала клубнику под какой-то кучкой травы, которую накосил на склонах дорожный рабочий, но уже не помнит, где именно. Стали искать, медленно ворошили одну за другой кучки сухой травы, пахнущей диким укропом. Долго искали. В конце концов Сюзетта сказала:

— Наверняка рабочий забрал клубнику.

Я никогда не ела настоящей клубники, никогда. Я сказала:

— Надо напасть на него, чтобы он ее отдал.

А она сказала:

— Теперь, когда он ее съел, это трудно.

И это была правда. Тогда мы расстались. Сюзетта, это самая большая врушка, которую когда-нибудь видел свет, такая врушка, что никто не может ей поверить, даже если в самый полдень она утверждает, что это полдень, но у нее такие ручки, маленькие, очень белые и очень проворные, и потом, у нее есть велосипед и сад, полный грядок с клубникой.

Как только я осталась одна на дороге, ведущей вдоль изгородей, я заспешила, потому что и правда я долго провозилась со всеми этими историями. Я припустилась к дому и бежала, и бежала. К счастью, у меня была сестра, чтобы присмотреть за коровами. Я прибежала как раз в тот момент, когда моя мать собиралась идти в хлев, чтобы помочь моему отцу доить коров. Мой отец ненавидит доить коров один. Он говорит:

— Лучше бы я рожал каждый день.

А мать ему отвечает:

— Ты даже не знаешь, что говоришь.

Едва явившись, я поняла, что в этот вечер будет не до шуток. Лицо у моей матери было замкнутое и серое, как всегда, когда она злилась. Подойдя ко мне и глядя прямо в глаза, она сказала:

— Считаешь, ты пришла вовремя?

А я, я сказала очень быстро:

— Это из-за Сюзетты и ее клубники. Она спрятала ее в траве, и мы ее искали долго-долго. Я хотела сделать торт.

Моя мать уставилась на меня, как если бы я наговорила ей грубостей, а потом закричала:

— Торт? Торт! Так вот тебе торт, чтобы знала. — И она залепила мне пощечину, и тут же кровь бросилась мне в голову, и я почувствовала себя опухшей и красной. Потом она закричала еще пронзительней:

— Ты думаешь, мало мы отдали сил, чтобы ты получила свой аттестат?