— Мы... э-э... предполагаем, что они все еще внутри, Тиан. У нас нет оснований полагать, что они были причастны к попытке побега.

Франсин глубоко вздохнул. Ему казалось, что его кожа горит. Зуд теперь был постоянным источником раздражения, распространяясь по всему телу, поскольку уже два дня он не снимал форму Косы:

— Перестаньте называть это попыткой. Побег удался. Заключенные сбежали.

— Мы убили тридцать мужчин и женщин, — сказал генерал, пытаясь придать голосу хоть какое-то бахвальство. — Я бы не назвал это удачным побегом.

Франсин пристально посмотрел на дурака:

— Тебе не приходило в голову, что этих дураков принесли в жертву, чтобы позволить сбежать другим, более важным заключенным?

У Антониуса отвисла челюсть:

— Вы же не предполагаете...

— Именно это я и предполагаю, — ответил Франсин.

Мужчина упал на колени, склонив голову:

— Мой Тиан, прошу прощения.

— Вставай, — сказал Франсин. — Генерал, ты и твои люди должны немедленно взять тюрьму под контроль.

Рот генерала несколько раз открылся, прежде чем он обрел дар речи:

— Но как? Они никогда не позволят нам войти без применения силы.

— Тогда будь благодарен, что у тебя есть армия. Убивайте любого, кто окажет вам сопротивление. Остальные скоро поймут, что сдаться — лучший вариант. — Франсин указал на грудь мужчины, на его нелепые медали. — Я ясно выразился?

— Конечно. Но там две тысячи человек. Мужчины, женщины, дети...

— Они не мейгорцы, так? Не мы. На самом деле, они убили наших товарищей-солдат, наших соотечественников. Они, по сути, восстали против нашей нации, — сказал Франсин. — И что мы делаем с революционерами?

Генерал опустил голову:

— Мы обязаны их остановить.

Франсин махнул рукой:

— Тогда иди и займись своим делом. И ты должен привести ко мне посла Джии. Живого. Я хочу поговорить с ним.

— Его зовут Ралем, — добавил Антониус.

— Иди с генералом, — сказал Франсин. — Ты знаешь, как выглядит Ралем. Если каким-то чудом девчонка и шулка будут с ним, приведи их ко мне.

— Да, Тиан.

— Хорошо. А теперь идите, оба. И не подведите меня.

Оставшись один, Франсин прошел в самый дальний угол шатра, по другую сторону кровати генерала, и опустился на колени. В таком положении он был почти скрыт от посторонних глаз. Никто не увидит, как он молится. Это было опасно, но ему была нужна мудрость Кейджа. Он закрыл глаза, ощущая темноту.

Франсин знал, что девочка сбежала, а с ней и ее телохранительница. То есть он потерпел неудачу. Опять. Это не имело смысла. Вот уже десять дней некоторых из лучших людей императора пытались убить четырехлетнюю девочку и многие из них погибли. Ничего из этого не должно было быть возможным, и все же это произошло. Как?

Только один ответ имел смысл.

Ложные Боги сопротивлялись. Они помогали девочке и ее союзникам. Они знали, что Кейдж близок к победе над ними. Они чувствовали притяжение Великой Тьмы, ее неизбежность, и этот ребенок, этот четырехлетний ребенок, был их последним броском костей, чтобы предотвратить поражение.

Это была Секановари, как сказал император. Он не осмеливался поверить в это раньше, но сейчас? У него не было ни сомнений, ни неуверенности.

Франсин открыл глаза, и его сердце наполнилось гордостью. Какая честь для меня! Сейчас речь шла не только о том, чтобы донести истинную веру до безбожников. Речь шла о гораздо большем.

Он достал из кармана маленький складной нож и открыл его:

— Дорогой Кейдж. Кровь, которую я дам тебе, о Великий. Души, которые я пошлю тебе. Мое тело — твое оружие. Моя жизнь — твой дар.

Франсин прижимал большой палец к лезвию, пока кожа не лопнула. Порез был достаточно глубоким, чтобы из раны потекла кровь, и он увидел, как капля упала на грязный пол.

Затем из тюрьмы донеслись отдаленные крики, и Франсин улыбнулась. К концу этого дня у Кейджа будет много крови и душ.

Генерал и Антониус вернулись через два часа со связанным послом Джии. Королевы с ними, конечно, не было. Генерал с важным видом вошел и с размаху швырнул Ралема на пол, посол был избит почти до полусмерти:

— Тюрьма снова наша.

— Она и не должно была быть потеряна, — сказал Франсин, желая подчеркнуть его дурацкое хвастовство. — Но я рад, что лучшим солдатам Мейгора удалось победить нескольких голодающих беженцев. Ваши усилия, несомненно, достойны еще дюжины медалей. — Он взглянул на хнычущего посла. — Без сомнения, этот человек устроил ужасную драку.

— Я... мы... — Щеки генерала покраснели.

— Оставь меня, — рявкнул Франсин. Антониус повернулся, чтобы последовать за генералом, но Франсин покачал головой. — Не ты.

На глазах мужчины выступили слезы:

— Тиан, это не моя вина.

Поднятый палец заставил его замолчать.

— Оставайся там, где ты есть. — Франсин еще раз посмотрел на Ралема сверху вниз. Еще один жалкий человек. Неделя в тюрьме тоже не пошла ему на пользу. — Ты можешь говорить?

— Я сдался. Я сдался, а они все равно избили меня, — пролепетал Ралем окровавленными разбитыми губами.

Франсин присел перед ним на корточки:

— Если ты хочешь спасти то, что осталось от твоей жизни, ты ответишь на каждый мой вопрос без колебаний.

Ралем кивнул.

Франсин пододвинул стул:

— Садись.

Джианин с трудом поднялся на колени, затем сел сам. По его толстым щекам потекли слезы.

— Где девочка?

— Какая девочка?

Франсин ударил Ралема тыльной стороной ладони, сбив его со стула:

— Вставай.

На этот раз посол двигался медленнее, его губы бормотали извинения. Франсину даже не нужно было повторять вопрос.

— Я пытался их остановить. Изо всех сил. Я сказал им подождать, но они не захотели слушать.

Франсин наклонился вперед, пока его лицо не оказалось в нескольких дюймах от лица Ралема:

— Послушай меня. Меня интересует только девочка, а не ты. Скажи мне, куда она делась, и я заберу тебя с собой обратно в Лейсо. Я тебя освобожу.

— Вы обещаете?

Франсин снова дал ему оплеуху. На этот раз недостаточно сильно, чтобы повалить его на пол, но с достаточной силой, чтобы он понял, что сейчас не время торговаться:

— Где она?

— Они поехали в посольство.

— Зачем им туда идти?

— Там есть врата... скрытые врата.

Франсин застыл. Дорогой Кейдж, нет.

— Врата?

— Аас.. Аасгод их