Позин иногда говорил:

Давай купим тебе что‑нибудь новенькое.

Давай, — охотно соглашалась она.

В магазине она безошибочно выбирала вещь изысканную и не слишком дорогую. Вкус у девушки был отменный. Но если он не предлагал ей сделать покупку, она сама никогда ни о чем не просила.

В сексе она была неутомима, но вовсе не ненасытна и ненавязчива. Позину страшно нравилось ее органичное бесстыдство — она обожала ходить по квартире полностью обнаженной и выглядела, как фарфоровая статуэтка.

Позин давно заметил, как по–разному женщины раздеваются. Одни, даже проститутки, никогда не делают этого при мужчине, скрываясь в ванной комнате. Другие раздеваются застенчиво и неловко. Кто‑то снимает одежду деловито и сосредоточенно. А вот у Кристины это получалось как‑то незаметно и само собой естественно. Позин чаще всего не успевал даже заметить начало и конца процесса: только что она была в джинсах и футболке, и вот она уже обнаженная лежит в постели и вопросительно смотрит на него, словно спрашивая: «Придешь?»

Честно говоря, Позин редко мог устоять. Ласки Кристины были медленными и долгими. Наверное, какому‑нибудь мужчине в них не хватало бы порыва, страсти. Но у Позина было много женщин, и эротический ритм Кристины его вполне устраивал.

Как‑то сразу стало очевидно, что быстрейшие достижения бурного оргазма не входит в задачу ни одного из партнеров. Через полчаса взаимных нежных ласк они могли сделать перерыв и выпить по чашке зеленого чая, а потом вернуться к любовным играм. Позин поймал себя на мысли, что хочет Кристину постоянно, независимо от того, есть ли у него состояние эрекции.

«А если это любовь?» — в ужасе про себя подумал он, а вслух сказал, глядя на Кристину, возвращающуюся из ванной после принятия душа:

Боже, до чего же ты прекрасна!

Ты вправду так думаешь? — недоверчиво спросила Кристина.

Хочешь, я тебе открою страшный женский секрет, который знают только такие старые бабники, как я? — вопросом на вопрос ответил Позин.

Еще спрашиваешь! Конечно, хочу! — Кристина, совершенно обнаженная, подошла к нему и встала, соблазнительно раздвинув ноги.

Очень немногие женщины в обнаженном виде выглядят лучше, чем в одетом, — заговорщическим шепотом сообщил Позин.

А я? — живо поинтересовалась Кристина.

Ты как раз то редкое исключение! — с жаром произнес Александр, прижимая ее впалый животик к своей щеке.

Подожди! — остановила его Кристина. — Я хочу тебе прочесть новый свой стих.

Она присела на край постели и задумчиво начала читать:

Затаился полуночный город,

Лишь стоят силуэты домов.

Человеческий разум в оковах,

Он струится в иллюзии снов.

Город спрятался, он наблюдает

Отстранение за жизнью ночной,

Где страдают, смеются и любят

В лабиринтах загадки слепой.

Есть места, где он тепл и уютен,

Есть места, где он мрачен порой.

Но зачем эти грубые люди

Нарушают беспечный покой?[3]

Ну, как тебе? — робко спросила Кристина.

Совсем в другом стиле, чем раньше, — сказал Александр и хотел добавить что‑то одобрительно–ироническое, но тут раздался резкий телефонный звонок.

Голос Долоновича из Лондона звучал озабоченно:

Санек, нужно, чтобы ты завтра или в крайнем случае послезавтра прилетел в Лондон. Дело не терпит отлагательства! У тебя ведь виза многократная?

Многократная, — без всякой радости отозвался Позин, которому было лень куда бы то ни было двигаться, а тем более лететь к Долоновичу.

Значит, бери билет на ближайший рейс, — приказал Долонович.

Слушаюсь, босс, — уныло ответил Позин и, услышав короткие гудки, повесил трубку.

Кристина вопросительно посмотрела на него.

Шеф в Лондон вызывает, — сообщил Александр притихнувшей девушке.

А как же я? — растерянно спросила она.

Да это ненадолго… на день–два, — успокоил ее Александр, — поживешь тут одна. Все равно тебе англичане так быстро визу не дадут. Но в другой раз я тебя обязательно свожу в Лондон.

Когда на следующее утро Позин уехал за билетом, Кристине пришло на мобильный телефон сообщение:

«Ты завтра едешь с Корди в Киев. Другу оставишь записку, что срочно выехала к внезапно заболевшей бабушке, скажем, в город Сумы. Позвони Корди, он ждет…»

Далее следовал номер телефона. Подписи не было, но Кристине она и не была нужна.

«Ты, милый, езжай в свой дурацкий Лондон, а я прокачусь в Киев. С Корди всегда спокойно. Он меня в обиду не даст!» — подумала Кристина, но тут же вспомнила, что произошло в Ялте, и по спине пробежал неприятный холодок.

Но Кристина была слишком молода, чтобы быть пессимисткой, и потому не сомневалась, что уж с ней- то ничего плохого не случится — не зря же ей покровительствует «Ванечка»!

Долонович принял старого друга в своем по спартански обставленном рабочем кабинете. Он был более чем обычно небрит и крайне озабочен.

Не буду тебя вводить в детали, но швейцарские следователи копают давнюю историю с кредитом Международного валютного фонда в четыре миллиарда восемьсот миллионов долларов, поступившего в Россию незадолго до дефолта. Часть его шла на Запад через фирму «Руником», в которой я был основным акционером. Но даже, если швейцарцы не докопаются, наша родная Счетная палата может нарыть еще много чего другого. К примеру, по тем же залоговым аукционам, в которые нас тогда втравил этот подонок ИКС.

Да он сам первым в Счетную палату и стукнет, — подтвердил Позин. — Но чем я могу тебе помочь, дружище?

Мне срочно нужна икона Софийской Божией матери! Помнишь, я посылал тебя на выставку, где демонстрировали ее копию?

Конечно, помню. Как раз в тот день ее куда‑то увозили, на реставрацию, что ли, — без труда припомнил Александр, умолчав о том, что на следующий день пойти туда поленился. — Ты просил меня ее купить, но они не продали.

Теперь мне нужен подлинник! — громко воскликнул Долонович. — Я торжественно подарю его России, и тогда все забудется о махинации с кредитами, и залоговыми аукционами, и покупкой футбольных команд. Вернуть России подлинник ее покровительницы и спасительницы чудотворной иконы! Кто на это способен? Только Александр Долонович! Патриот не на словах, а на деле! — Долонович начал заводиться и повышать голос, будто пытался убедить в своей правоте враждебную аудиторию.

Саш, я на все для тебя готов, но где я эту икону возьму? — попытался охладить пыл старого приятеля Позин.