Участники вспоминают, что обстановка напряженная, «в воздухе много электричества» и многие опасаются, что сразу после митинга участники пойдут что-то громить.

Погромы, которые то и дело устраивают монархисты и им сочувствующие, – оборотная сторона беспорядков осени 1905 года. В то время как марксисты ходят по улицам с красными флагами и призывают к забастовкам, по другим улицам ходят «правые» с хоругвями и портретами императора. Они, как правило, заставляют прохожих снимать шапки (иногда насильно), а кроме того, избивают тех, кто кажется им похожим на еврея или студента. Даже в Петербурге (а тем более в провинциальных городах) человеку в очках попадаться на глаза шествию хоругвеносцев небезопасно.

Такая репутация отталкивает от монархического движения многих. Накануне митинга 21 ноября доктор Дубровин и его друзья приходят к петербургскому митрополиту Антонию – они просят благословить знамена и хоругви Союза. Но митрополит не собирается быть любезным с черносотенцами – пусть даже за ними стоит МВД. «Правым вашим партиям я не сочувствую и считаю Вас террористами, – говорит Дубровину митрополит Антоний, – террористы-левые бросают бомбы, а правые партии вместо бомб забрасывают камнями всех с ними не согласных». И прогоняет «союзников». Дубровин очень обидится – и не забудет митрополиту этого оскорбления.

Митинг 21 ноября, впрочем, проходит без инцидентов. Выступают сам Дубровин, известные публицисты-монархисты, два епископа. Все считают, что многолюдный митинг в поддержку власти в разгар революции – это успех. 27 ноября начинает выходить газета Союза русского народа – «Русское знамя». Главный герой каждого номера газеты – премьер-министр Витте, граф Полусахалинский, объект жгучей ненависти Дубровина и его единомышленников. Требование отставки Витте – рефрен едва ли не каждой публикации «Русского знамени». Союз получает деньги от правительства – но это вовсе не мешает ему возглавлять борьбу против премьер-министра.

Доктор Дубровин развивает небывалую активность – он встречается, наверное, со всеми чиновниками, которые недовольны Витте, и предлагает им свои услуги. В начале декабря Дубровина принимает великий князь Николай Николаевич, который еще полтора месяца назад умолял императора принять проект Витте, а теперь горько раскаивается в этом. «Витте, побуждаемый жидами, ведет к революции и распадению России», – увещевает великого князя доктор Дубровин. Николай Николаевич обещает договориться о встрече Дубровина с правой рукой царя – Треповым[66].

У премьера совсем не остается сторонников. Почти вся либеральная часть общества так или иначе оказывается под влиянием революционеров, а те консервативные чиновники, которые еще вчера поддерживали Витте, сегодня все больше прислушиваются к Союзу русского народа.

25 ноября Гапон, в соответствии с договоренностью, уезжает в Париж. А на следующий день арестовывают председателя Петросовета Носаря-Хрусталева. Новым председателем Совета становится его заместитель Лев Троцкий. Полковник Герасимов требует арестовать весь Петросовет, но Дурново все еще боится, что это обострит ситуацию.

На самом деле ситуация почти не меняется – Троцкий по-прежнему руководит Петросоветом и готовится к вооруженному восстанию. В эти дни ему исполняется 26 лет – он один из самых молодых и энергичных революционеров. Он напоминает Гапона год назад – мгновенно принимает решения, ни секунды не сомневается в собственной правоте и заражает этой уверенностью остальных. Более опытные лидеры теряются на его фоне. Мартов с первых же дней своего возвращения в Петербург жалуется, что «не может справиться с мыслями». Ленин тоже смотрит на происходящее со стороны – он пишет в «Новую жизнь», но к Петросовету никакого отношения не имеет. Когда при нем говорят о том, что Троцкий – самый яркий лидер революции, он мрачнеет, но признает, что «Троцкий завоевал это своей неустанной и яркой работой».

Исполком Петросовета обсуждает, чем ответить на «взятие правительством в плен товарища Носаря», – и принимает так называемый Финансовый манифест. Он призывает население забирать вклады из сберегательных касс и требовать при всех денежных расчетах, включая выдачу зарплаты, выплаты суммы золотом. Это должно было истощить золотой запас Госбанка и ускорить финансовую катастрофу правительства. К этому моменту отток денег из сберкасс идет полным ходом и без призыва Петросовета, к началу декабря золотой запас Госбанка сократился на 250 миллионов рублей[67].

Впрочем, Герасимов вспоминает, что вовсе не у финансиста Витте в этот момент сдают нервы, – новый министр юстиции Михаил Акимов (шурин главы МВД) случайно оказывается свидетелем спора между главой тайной полиции и министром внутренних дел о том, кто готов взять на себя ответственность за арест Петросовета. Он вмешивается в их разговор – и выписывает ордер, который не решается согласовать его зять Дурново.

2 декабря восемь газет публикуют Финансовый манифест – их тиражи изымают, газеты закрывают. Среди прочих закрыты и «Новая жизнь» Ленина и Марии Андреевой, и «Начало» Мартова и Троцкого, и «Народная свобода» – новая кадетская газета, которую редактирует Милюков.

На следующий день полиция окружает здание Вольного экономического общества, где заседает Петросовет. Офицер заходит с ордером, но председательствующий Троцкий не дает ему слова: «Пожалуйста, не мешайте оратору. Если вы хотите выступить, сообщите свое имя, и я спрошу у совещания, желает ли оно вас выслушать». Растерявшийся офицер ждет окончания выступления. Затем зачитывает ордер. Троцкий говорит, что Петросовет примет это к сведению, и просит офицера покинуть зал. Тот идет за подкреплением. Сам Троцкий, правда, вспоминает другую историю – перед арестом, узнав, что здание окружено войсками, он приказывает: «Сопротивления не оказывать, оружия врагу не сдавать». И по его команде депутаты с диким скрежетом начинают ломать свои револьверы и бросать их на пол.

Накануне ареста Петросовета Витте приказывает напечатать тысячным тиражом обращение Гапона к рабочим: «Стой, пролетариат – осторожней – засада! Ни шагу вперед, ни шагу назад. Резким шагом вперед не вызывай темного и озлобленного реакционного чудища. Избегай крови… жалей ее… и так ее достаточно пролито». Удивительный поворот – только в январе Трепов привозил к царю делегацию рабочих в противовес шествию во главе с Гапоном, теперь же Витте хочет использовать самого Гапона как противовес Петросовету.

Гапон тем временем дает запланированные интервью французской прессе. «Сегодня политика господина Витте, по крайней мере частично, удовлетворяет требованиям русского народа… – говорит Гапон в интервью Le Matin. – Политика Витте страдает нерешительностью, поскольку он пытается примирить фундаментально противоположные партии: придворную, революционную и промежуточную – партию буржуазных конституционалистов. Он ищет поддержки у всех и не получает ни у кого. Однако если либералы согласятся помочь ему, когда он попросит их принять участие в формировании кабинета, мы не станем свидетелями экономического краха, который угрожает России. Хотя Витте отказался амнистировать меня, я изменил прежнее дурное мнение о нем. Думаю, что он единственный стоящий человек, который у нас есть, единственный, кто может спасти нас. Если революционеры найдут с ним общий язык, это может быть основой освобождения России».